Надежда Локтева

 

СЫН НОЧНОГО ВЕТРА

 

Повесть

(продолжение повести «Два короля, мальчик и белый пёс»)

 

 

Предисловие Кори Мак-Грогана, придворного летописца короля Эдвина

 

«Несколько лет назад, усердно изучая науки в Лондоне, Риме и Дублине, куда я, смиренный и недостойный раб Божий и слуга Его величества короля Эдвина Второго, направлен был монаршей волею моего господина, я начал на досуге записывать сказки, предания и песни моих родных мест, слышанные в детстве от кормилицы и крестьян во владениях моего отца, лэрда Малкольма Алистера Мак-Грогана. Воротившись в родные земли, я, с дозволения и одобрения моего государя, продолжил сей труд, а благодаря рассказам Её величества королевы Гвендолен, принявшей живейшее участие в моих изысканиях, сумел не только существенно пополнить свой архив, но и обобщить некоторым образом сумму знаний, что вылилось в написание фундаментального труда под названием «Сравнительное описание народных преданий Высоких Земель и Северного Диведа», откуда родом королева. Замечу не без гордости, что первый том «Сравнительного описания...» уже хранится в королевской библиотеке рядом с «Подлинной историей короля Эдвина Юного»; историю же сию, записанную мною со слов Его величества, поведал моему государю эльфийский владыка, знакомству же с коим Его величество король Эдвин обязан ещё одной удивительной истории, подробно описанной мною в повести о двух королях, мальчике и белом псе.

Многие сиятельные леди и благородные лорды, храбрые рыцари, прославленные в подвигах во имя моего господина, прочтя сию повесть, остались в недоумении: достойно ли дворянина и королевского летописца тратить драгоценный пергамент и чернила на описание мыслей и деяний отрока столь низкого происхождения, каковым является пастушок Колин? Милостивые государи! - отвечу я вам, - низость происхождения не всегда говорит о низости характера, равно как и благородство души не всегда определяется благородством рождения, и доказательством сему служат не только исполненные дивной поэзии песни, сказки и притчи, сложенные людьми низкого звания, но и множественные примеры святых подвижников, вождей, королей, учёных и прочих светочей доблести, разума и добродетели, рождённых в хижинах пастухов, плотников и землепашцев. И если история содержит в себе нечто, могущее послужить примером и поучением для доброго читателя, значит, она воистину достойна быть изложенной на бумаге...

Сия же повесть, которую я ныне скромно предлагаю на суд взыскательных читателей, записана мною со слов Колина из Высоких Земель, и повествует о верной дружбе оного Колина с Лаэгом, сыном Брана, оруженосцем короля эльфов; о встрече двух отроков с некой весьма юной, своенравной и высокородной особой; а также опасных и удивительных приключениях, пережитых ими на морском берегу близ владений сиятельной графини леди Олвен Мак-Артур.

Своей несравненной супруге пред Богом и людьми, светлейшей и прекраснейшей леди Элен, навеки осветившей дни скромного учёного, с любовию и признательностью посвящаю сей труд...»

      

 

 

 

Глава 1. УТРЕННИЙ ЛУЧ

 

...Окунь был большой, тёмно-полосатый и свирепый, он грозно топорщил спинной плавник, увенчанный острыми шипами, и бился, пока я снимал его с крючка. Я нанизал его за жабры на прут, где уже сидели два, поменьше, и опустил в просвеченную солнцем лужу между обломками каменной кладки, упавшими в озеро с обрыва, где высились развалины старого замка. Пососал проколотый палец и, ещё ощущая в руках струнную дрожь водимой лесы, стал насаживать на крючок нового червя. Я любил это место: здесь, в глубоком омуте под камнями, окуни просто бросались на наживку, а овцы с удовольствием щипали нежную травку, сплошным ковром покрывшую прибрежную гальку. Но теперь солнце уже поднялось высоко, и овцы, напившись воды из озера, сбились кучкой в тени обрыва и улеглись там, пережёвывая жвачку. Гвен и Грайне вытянулись там же, время от времени лениво поглядывая на них.

Следующий окунь сорвался, сверкнув на солнце алыми плавниками, и громко плюхнулся в озеро, подняв фонтан мелких брызг. Меня порядком разморило на пригреве, и я, снова забросив удочку, вытянулся на тёплых камнях, надвинул на лицо шапку и задремал. Сквозь дрёму я слышал шорох гальки, радостное взлаивание собак, но очнулся лишь, когда солнце вдруг заслонила чья-то большая тень, и знакомый голос весело произнёс:

- Ну что, как клюёт, братишка? Ты, похоже, так увлёкся, что не замечаешь ничего вокруг!

Я открыл глаза. Прямо надо мной склонялась жарко дышащая конская морда, а над ней я увидел смеющееся лицо Лаэга. Гвен и Грайне вились вокруг, всем видом выражая радость, и Лаэг, загорелый, летний, босоногий, в лёгкой зелёной тунике до колен, свесившись с коня, протягивал к ним ладонь. На бронзовой коже предплечья тонкой полоской выделялся небольшой шрам. У меня был такой же - с позапрошлой весны, когда мы с Лаэгом порезали себе руки и смешали кровь на берегу чистого горного озера в седловине между двумя вершинами, именуемыми Два Брата. Но если раньше мой кровный побратим ездил на смирной серебристо-серой в яблоках лошадке по имени Снежная Звезда, то теперь конь под ним был чёрным, как вороново крыло. Я даже подумал, что это - Ночной Ветер, на котором ездил сам король эльфов, но у Ночного Ветра грива была чёрной, а у этого - густо отливала серебром, как Млечный путь.

- Лаэг! Ой, какой у тебя конь!.. Я думал - Ночной Ветер...

- Похож, да? - гордо улыбаясь, спросил Лаэг. - Это Утренний Луч, сын Ночного Ветра, и теперь это мой конь! Мне ведь сегодня исполнилось ровно четырнадцать, и король сказал, что я могу готовиться к посвящению в оруженосцы!..

- И молчал... - я почему-то пристыженно подумал, что даже не помнил, когда у Лаэга день рождения. У нас в деревне этот праздник не было принято отмечать, и о том, что сам я родился зимой, в канун Крещенья, я знал лишь со слов священника, ведущего записи о рождениях, смертях, свадьбах и крещениях в большой церковной книге.

Для Лаэга же, как оказалось, день его четырнадцатилетия был особенным вдвойне. И не только из-за Утреннего Луча.

- Если считать по старым законам, я уже совсем взрослый, - весело объяснил он, спрыгнув с коня. - Раньше у людей, если отец умирал, оставляя четырнадцатилетнего сына, тот принимал права наследования без опекунов, сам. И на войну должен был идти наравне со старшими, а если совершал какой-нибудь подвиг, то мог быть посвящён в рыцари!

- И жениться можешь? - с лёгкой ехидцей спросил я. И, словно в первый раз, заметил вдруг, как изменился за последний год мой названый брат. Прошлым летом Лаэг был, ну хоть и старше меня на полтора года, но всё-таки ещё мальчишкой, долговязым подростком, теперь же его скорее можно было назвать юношей. Он и тогда уже сильно вытянулся, но теперь мальчишеская щуплость и ломкость сменились стремительной гибкостью стального клинка. Кисти и запястья окрепли от постоянных занятий с оружием (не деревянным, как раньше, а настоящим, боевым), а над верхней губой едва заметной тенью обозначился тонкий темнеющий пушок. Лаэг рассмеялся и легонько двинул меня кулаком в плечо:

- Пошли купать Утреннего Луча. Потом, если ты ему понравишься, он, может быть, позволит тебе немножко покататься. Луч, это Колин. Он любит иногда говорить глупости, но вообще человек хороший. К тому же мы с ним кровные братья, так что прошу любить и жаловать... Подойди к нему, - обратился он ко мне.

Я осторожно протянул руку к тёплой морде Утреннего Луча, и конь потянулся ко мне, ласковым дыханием окатил ладонь, тронул мягкими губами, - не в поисках угощения, а просто здороваясь. Потом наклонил голову, позволив мне погладить себя по серебряной гриве, по изящно изогнутой шее, по выпуклым подрагивающим жилкам под короткой бархатной шерстью. Шумно вздохнул и поддел мордой мою ладонь, отзываясь на ласку.

- Признал! Он тебя признал! - засмеялся Лаэг.

...Озёрная вода, даже в самое жаркое лето, прогревалась только на поверхности: сверху - парное молоко, а опустишь ноги - и пальцы сводит от ледяного холода. Матери в обеих долинах пугали детей громадным водяным чудищем, обитающим-де здесь, в тёмной глубине под камнями, и утаскивающим к себе неосторожных купальщиков, обвивая их своими холодными, как лёд, щупальцами. Однако наш священник и одноглазый плотник Энгус из соседней долины, в молодости служивший матросом на кораблях, в один голос утверждали другое: дело не в чудище, а в подводных ключах, во множестве бьющих со дна. В общем, если не нырять и быть настороже, то можно плыть хоть до середины озера, до маленького скалистого островка с гнёздами чаек. Эльфийскому коню студёные родники и вовсе были нипочём.

До чего же здорово плыть, держась одной рукой за гриву Утреннего Луча, мощно и плавно раздвигающего гладь озера! Правда, большой зверь разбил и взбаламутил тёплый слой воды, и ледяные струи, прорываясь на поверхность, щекотали уже не только ступни, но и всё тело. Но к холоду я привычен, а рядом с Лаэгом и Утренним Лучом не так страшно, если вдруг схватит судорога... Мой друг плыл с другой стороны, тоже держась за гриву. Серебристые пряди струились, словно водоросли, переливаясь в солнечных лучах... Может быть, Утренний Луч - из породы водяных лошадок-оборотней, о которых рассказывают сказки: сядешь на такого, а он вдруг возьмёт и исчезнет в волнах?..1 Я в шутку спросил об этом Лаэга, и тот усмехнулся:

 - Попробуй сядь! Но даже если бы он был водяным коньком, то всё равно не сделал бы тебе ничего плохого, ведь я же сказал ему, что ты - мой брат... Утренний Луч - из рода коней Заморья, его предков завезли сюда эльфы в древние времена. В его жилах течёт кровь морских скакунов, - добавил он с гордостью.

Из воды мы выбрались только, когда всё тело покрылось мурашками, а зубы начали стучать, выбивая крупную дробь. Утренний Луч мелко встряхнулся всей кожей, сбрасывая с себя воду; его чёрная шкура лоснилась и блестела в свете солнца. Мы вытерли его пучками травы. Конь стоял смирно, кося блестящим, с лиловым отливом глазом: видно было, что ему нравится, когда за ним ухаживают. Лаэг угостил коня кусочком яблока из мешочка на поясе, похлопал его ладонью по шее и с места, подтянувшись на руках, вскочил верхом.

- Смотри, братишка...

На родине матери Лаэга, в Ирландии, в старину сражались на колесницах, запряжённых двойкой коней. Верхом спасались трусливые или неудачливые воины, потерявшие в бою колесницу, и потому многие люди брезговали верховой ездой, почитая её делом недостойным. Эльфы думали иначе, хотя и среди них были отменные колесничные бойцы. Лаэг говорил: в старые времена их так и узнавали: если всадник - значит, из Древнего народа... Большинство эльфов ездили без седла и удил, управляя сообразительным и хорошо вышколенным скакуном с помощью едва заметных движений рук, коленей, пальцев ног, составляя с ним, казалось, единое целое... Явно красуясь конём и сноровкой наездника, мой друг проехал несколько раз взад-вперёд по галечному берегу, заставляя Утреннего Луча то подниматься на дыбы, то замирать на месте, грациозно ударяя в землю передним копытом, то пускаться в галоп, перелетая валуны и взмётывая серебристой гривой.

 Потом Лаэг осадил коня у торчащего из травы обломка каменной кладки и похлопал по крупу Утреннего Луча позади себя:

- Садись!..

Ах, как рванулся вперёд Утренний Луч, выбравшись по крутому склону с берега на равнину и почуяв простор! Мне не очень много доводилось ездить верхом; у нас в долине держали низкорослых местных лошадок, больше похожих на пони, и потому, когда я уселся позади Лаэга, держась за его пояс, я сразу почувствовал себя очень высоко над землёй. Я невольно вцепился в своего друга, но почти сразу же убедился: свалиться со спины Утреннего Луча, даже и без седла, было немногим легче, чем с лавки у себя дома. Дробно и гулко ударяли в землю копыта; коленями я ощущал, как ходят под шкурой упругие мышцы, но здесь, наверху, толчки почти не ощущались. Лаэг объяснил потом: эльфийский конь согласится везти не всякого, но уж если кого признает, то позаботится о том, чтобы с седоком ничего не случилось, даже если тот неважный наездник. Ветер трепал волосы, не просохшие после купания, холодил виски, перехватывал на скаку дыхание...

Тропа пошла под уклон, пересекая редкую дубраву, и в лицо сразу же пахнуло ароматом цветущих колокольчиков: по густой траве, словно обрызганной солнечно-синим, замелькали блики; дальше сумеречной шелестящей стеной вставали высокие резные папоротники. Утренний Луч врезался в них грудью, как лодка во вспененные волны. Я зажмурился в ужасе и вцепился в Лаэга, увидев впереди перегородивший тропу и почти скрытый в папоротниках ствол упавшего дерева, но эльфийский конь перелетел его, не задержавшись ни на мгновение. Лаэг обернулся ко мне, блеснув глазами:

- Страшно?

Я только засмеялся.

 

 

Глава 2. К МОРЮ!

 

Некоторое время Лаэг не показывался: он постился где-то в дальних гротах Зачарованных Скал, готовясь к посвящению в оруженосцы. Я не знал, какие испытания ожидали моего друга: говорить об этом не разрешалось, и Лаэг честно хранил тайну, а может, ему и самому не всё было известно, - но смысл этого посвящения, как и любого другого, он мне сам как-то объяснял. Когда-то давно все мальчики, достигшие определённого возраста и готовящиеся принять в руки оружие, проходили суровые и подчас жестокие испытания, подтверждая своё право называться мужчинами и воинами, способными охотиться, сражаться, переносить голод и боль, но главной целью этого обряда была не только проверка ловкости и мужества. Посвящение подобно смерти: ребёнок умирает, мужчина рождается. В прежние времена, рассказывал Лаэг, некоторые людские племена давали вновь посвящённому новое имя, наносили на тело разноцветные татуировки, метя клеймом своего рода, знаками воинской доблести. Теперь, конечно, испытания и вдвойне не были такими суровыми, а мучительных и кровавых у эльфов не было вовсе, но я всё равно беспокоился за него.

Он появился через несколько дней, похудевший и как будто ещё повзрослевший, но весёлый. Отпустил пастись Утреннего Луча, присел к костру и спросил:

- Братишка, ты можешь на некоторое время поручить кому-нибудь своих овец? Король отпустил меня на несколько дней, и мы с тобой можем съездить к морю!

К морю! Я даже подскочил на месте от радости. Мне захотелось облапить его с восторженным воплем, но я удержался: во-первых, подобные проявления чувств у нас не очень-то были приняты, а во-вторых, как ещё посмотрит на такое ребячество новоиспечённый королевский оруженосец? Который, судя по всему, достойно прошёл через все подобающие испытания.

Однако Лаэг не стал чиниться и сам с радостным смехом (и довольно чувствительно) вляпал мне ладонью по плечу. Ловко увернулся от встречного удара в живот, подставил подножку, но и сам не удержался на ногах (кое-чему я всё-таки от него научился), и мы покатились по траве, награждая друг друга тумаками и хохоча во всё горло. Но он всё-таки меня скрутил и, заломив руку за спину, сунул носом в гущу цветущего вереска.

- Сдавайся, несчастный!

- Ни жа што! - промычал я. Поскольку, чтобы не смеяться, мне пришлось закусить зубами пахнущие медвяной горечью стебельки. Мой друг громко фыркнул, не выдержав, и в тот же миг я, изогнувшись, крепко врезал ему пяткой между лопаток. Лаэг охнул и на мгновение ослабил хватку, и я тут же вывернулся приёмом, которому он меня учил. Немедленно перекатился в сторону, изготовившись к обороне, однако Лаэг и не думал нападать. Он весело хохотал, сидя на траве...

А что касается овец, то что может быть проще? Во-первых, большая часть стада принадлежит кузнецу Коналу, который ещё ни разу не отказывал мне, когда нужно было куда-нибудь отлучиться. А во-вторых, у самого Конала уже подросли старшие сыновья Динни и Мики, которым несколько дней с овцами в горах покажутся захватывающей игрой. Динни, правда, в ноябре стукнет только семь, но Мики уже пошёл десятый, и парень он не промах. А с братьями можно оставить Грайне, которая присмотрит за мальчишками не хуже, чем за несмышлёными ягнятами: не даст свалиться в пропасть или утонуть, купаясь в озере. Кузнецовы дети любили Гвена, но относились к нему с почтением, не допускали панибратства, а на Грайне висли, пытаясь покататься верхом, запрягая в самодельную повозку или заплетая в косички густую длинную шерсть. Добрая сука сносила всё терпеливо и лишь беззлобно ворчала, обнажая белые зубы, когда кто-то из малышей ловил руками чёрный собачий нос или привязывал к хвосту погремушку из высушенного рыбьего пузыря с горошинами внутри.

- А куда мы поедем? В Лунную гавань? - От Лаэга я был немало наслышан об эльфийских кораблях и спрятанном в скалах глубоком колодце, который эльфы называли «Окно Миров». Откуда, если захотеть, можно увидеть всё, что происходит на свете. Но Лаэг покачал головой.

- Нет. Ты не обижайся, братишка, но в Лунную гавань людям вход закрыт. Если, конечно, просто так, не ради какого-то серьёзного дела... - и, чтобы перевести разговор на другую тему, поспешно добавил:

- Мы поедем туда, где наш король и Эдвин Юный сражались с северными пиратами. Здесь недалеко, если по прямой, через перевал у Двух Братьев. А потом, если хочешь, можно рвануть дальше на север. Там есть такие места...

Я хотел. Не говоря уже о том, что я давно мечтал увидеть море, мне хотелось ещё раз оказаться на берегу чистого озера в седловине между вершинами Двух Братьев. Самому добраться туда мне с тех пор так и не довелось: весна в этом году выдалась дождливой и травы в окрестностях хватало, так что гонять овец далеко не было надобности. Шататься же по свету просто так, без видимого повода, у нас в долине считалось занятием, достойным либо бродяг без роду-племени, либо людей совсем уж легкомысленных, не знающих, как убить время. А путешествие с Лаэгом - совсем другое дело.

- Завтра к вечеру и тронемся, - решил мой побратим. - Дорога недальняя, Утренний Луч и за полдня домчит, но чего откладывать? Заночуем в горах, под звёздами, а утром, по холодку, и до побережья рукой подать. Ты не против?

Конечно же, против я ничего не имел. Кузнец лишь одобрительно кивнул, услышав, что друг, с которым я познакомился на ярмарке в городке (Лаэга они знали именно в этом качестве), позвал меня погостить у его дяди, живущего на побережье. Динни и Мики, узнав, что им предстоит провести несколько дней в горах и ночевать одним у костра, дружно завопили от восторга и бросились тормошить Грайне (к общему веселью тут же присоединился ещё один приятель мальчишек, чёрный с рыжими подпалинами молодой пёс Колли, сын Гвена и Грайне, родившийся осенью и живший теперь у кузнеца: его братья, разумеется, тоже собирались взять с собой). Меган, жена Конала, тут же собрала мне в дорогу узелок со свежевыпеченными лепёшками, сыром и куском копчёной бараньей грудинки, и задолго до заката солнца мы с Гвеном уже ждали Лаэга на берегу ручья недалеко от развалин замка.

Мы двинулись в путь налегке, сложив все пожитки в один заплечный мешок. К чему обременять себя лишним грузом? Немного съестных припасов (Лаэг сказал, что на берегу можно будет ловить рыбу и собирать съедобных моллюсков), помятый котелок, кремень с кресалом в непромокаемом кожаном мешочке. Эльфийские плащи, одинаковые у обоих, послужат и постелью, и защитой от непогоды: июльские ночи тёплые. У Лаэга был лук, которым он владел мастерски, и у меня тоже - старый, можжевеловый, доставшийся от отца, - но мы решили их не брать: охотиться никто из нас не любил, а в случае крайней нужды можно обойтись и метательными ножами (знали бы мы тогда, как скоро придётся пожалеть об оставленном оружии!..). Один нож Лаэг носил пристёгнутым к бедру, другой - в потайных ножнах в рукаве, а на поясе у него висел неизменный кинжал, выкованный эльфами из истинного серебра; я взял с собой тяжёлый охотничий нож, тоже ещё отцовский.

Итак, предвечерней порой ясного июльского дня мы отправились в путешествие на запад, к морскому побережью. Утренний Луч шёл неторопливой, нетряской рысью, чтобы не утомить Гвена, бежавшего сбоку, и ласковый ветер летел навстречу, трепал по-приятельски волосы, обвевая лицо запахами вереска и дорожной пыли. Для меня эти запахи были привычны, но что-то тревожно и радостно запело в груди, перекрывая стрёкот кузнечиков, как мелодия песни вплетается в монотонный аккомпанемент волынки, и мне тоже захотелось петь - от полноты счастья и неизъяснимого чувства свободы, что распахнулась передо мной, как небо, неоглядный горизонт, уже охваченный золотым закатным сиянием. В первый раз я покидал родную долину не в поисках нового пастбища для овец, не ради поездки на ярмарку и даже не так, как в прошлом году, когда люди короля увезли Гвена, и мне пришлось отправиться выручать его в столицу, - а просто так, как пускались в путь герои сказаний: посмотреть мир и себя показать. Мне казалось, что уже сегодня, вот сейчас, за следующим поворотом дороги нас ждут весёлые приключения. Ну пусть немного страшные, но чтобы потом всё кончилось хорошо... Лаэг учил меня драться на деревянных мечах, и в мечтах я нередко воображал нас двумя братьями-рыцарями, побеждающими жадного дракона или спасающими страну от нашествия врагов с моря.

На самом деле рыцарем мне, конечно, не бывать. Куда уж, с суконным-то рылом... Да и, по правде говоря, не очень хочется: больно уж рыцари, друзья нашего лэрда, приезжающие к нему на охоту, и те, которых я повидал в городе, не похожи на тех, из сказок. Разве что Лаэг, когда станет рыцарем, возьмёт меня в оруженосцы - это можно, если из простых, - а потом меня посвятят в рыцари за какой-нибудь подвиг... Но Лаэг служит королю эльфов, а я - человек... Ну и пусть. Мне было хорошо ехать верхом вместе со своим другом, подставлять лицо тёплым потокам ветра, вдыхая запахи лета и дороги - самые дикие и вольные запахи на свете. Уже остывающее, ласковое солнце золотистым шаром висело впереди, заливая горизонт мягким лучезарным сиянием. Мне стало весело, и я крикнул названому брату:

- Мы едем прямо за солнцем!

- Догоним? - Лаэг обернулся, смешливо блеснув глазами. Я посмотрел на Гвена. Пёс неутомимо трусил чуть впереди, но иногда ему становилось скучно бежать просто так, и он то начинал носиться вокруг нас кругами, то отбегал в сторону, пугая кроликов и фыркая от попадающей в нос цветочной пыльцы.

- Догоним, - отозвался я.

- Тогда держись, - весело сказал Лаэг. Выпрямился, толкнул пятками Утреннего Луча и звонко крикнул ему что-то на своём языке. Эльфийский конь стремительно прянул вперёд, и я не свалился только потому, что Лаэг сказал «держись». Ветер свистел в ушах, и очертания трав и камней сливались в единую летящую мимо полосу.

 

Глава 3. НОЧНОЙ РАЗГОВОР.

 

Солнца мы, конечно же, не догнали: опускаясь всё ниже и ниже, оно на каком-то повороте дороги плавно скользнуло за одну из выросших впереди вершин Двух Братьев. Сразу пала прохлада, от скал потянуло холодком.

Дорога через перевал проходила в стороне, оставляя справа обе вершины и седловину с озером. Я робко тронул Лаэга за плечо:

- Ты не знаешь, с той стороны есть спуск с седловины? Ну... чтобы лошадь могла пройти?

- Есть, - Лаэг с готовностью кивнул. - Хочешь подняться?

- А... можно? - меня почему-то охватило необъяснимое волнение, как тогда, два года назад весной, когда Лаэг рассказал мне о клятве двух королей.

- Отчего же нельзя? - улыбнулся мой друг. Присвистнул и легонько толкнул пяткой Утреннего Луча, поворачивая его на тропу, ведущую к седловине.

Эльфийский конь легко взнял вверх по склону, и вскоре перед нами открылась знакомая котловина с озером, прозрачно голубеющим на дне каменной чаши. С одного края возвышались отвесные утёсы, с другого под воду полого уходили гранитные плиты, кое-где покрытые островками мха, травы и тесными куртинками горных, жмущихся друг к другу колокольчиков. Здесь мы сидели, болтая ногами в холодной воде, и отсюда же потом падали в озеро тяжёлые капли крови, смешиваясь на наших руках... «Выходит, мы побратались и с озером», - лукаво поблёскивая глазами, заметил тогда Лаэг. Его иногда не поймёшь, шутит он или говорит серьёзно. А дальше... дальше, за вершинами ближайших гор, где-то на самой грани видимости, в лучах закатного солнца теплилось, мерцало, переливалось какое-то золотое сияние, искристая дымка, поглотившая собой окоём. Я уже был здесь однажды, но дыхание перехватило от переполнившего душу восхищения. Лаэг обернулся ко мне, с сияющими глазами указывая на светлую дымку вдали:

- Море!..

 * * *

На ночлег мы расположились чуть ниже седловины с другой стороны, где через край каменной чаши небольшим водопадом переливался ручей, в тени корявого приземистого дуба с шаром омелы в ветвях. Под дубом валялось довольно много сухих веток, немало валежника сыскалось и в зарослях можжевельника поблизости, и вскоре костёр весело запылал в густеющих сумерках. Лаэг повесил над огнём котелок с водой из ручья, бросил туда пару горстей брусники, только-только закрасневшейся на солнечных склонах, добавил несколько веточек вереска, шалфея и ещё каких-то трав: как всякий эльф, он знал толк в подобных вещах. Отвар получился отменный, а когда мой друг отправил в котёл ещё и изрядный ком прошлогоднего затвердевшего мёда, аромат от него достиг, казалось, обеих вершин Двух Братьев. Мы разогрели на костре грудинку и съели её со свежими овсяными лепёшками, запивая медовым напитком из котелка. Сытый Гвен уютно вытянулся между узловатых дубовых корней и задремал, вздрагивая лапами во сне. Нам спать пока не хотелось, и мы, расстелив свои плащи по обе стороны от костра, улеглись на них, закинув руки за голову и глядя на звёзды.

- А почему смертный человек не может увидеть Лунную гавань? - спросил я, вспомнив вчерашний разговор. Спросил как можно более беззаботным тоном, чтобы Лаэг не подумал, что я обиделся. Потому что, честно говоря, это было так. Немножко. Не на Лаэга, а вообще. Потому что втайне я мечтал увидеть когда-нибудь эльфийские корабли, уплывающие на Запад, к неведомым берегам. - А если на лодке... вдоль берега или по скалам... кто-нибудь случайно бы забрёл? Какие-нибудь рыбаки или местные жители... Или там стража везде?

- Нет, стражи там нет, - помолчав, ответил Лаэг. - То есть, она есть, конечно, но дело не в этом. Просто... ты не найдёшь этого места, как будто его и нет. Если на лодке, то увидишь просто море и скалы - и ничего больше, никаких кораблей, причалов, дворца... Это ведь место... как тебе сказать?.. оно не совсем в этом мире. Кстати, если бы ты и в Зачарованные скалы тогда пришёл просто так, из любопытства, то вряд ли что-то бы увидел. Но туда человеку попасть легче. Собственно, Зачарованные скалы - просто убежище... укрытие. А Лунная гавань - это переход. Врата в другой мир. Там и были-то за всё время только два человека. Король Эдвин Юный и ещё... моя мама...

На этих словах Лаэг слегка запнулся, словно воспоминание о матери причинило ему боль. Но продолжал спокойно:

- Но ты-то как раз можешь прийти в Гавань один раз... если я уйду за Море... если захочешь проводить меня. Мы ведь братья, - он улыбнулся, чтобы смягчить невольную грустинку. - Но это, наверное, будет ещё не скоро. Ты ещё успеешь вырасти... а может, даже состариться.

Я вдруг почувствовал странную грусть. Даже заныло что-то в самой середине груди, как бывало иногда, когда я начинал думать о чём-то совсем уж отдалённом и непонятном. Например, о своей собственной смерти. Или о тех древних-древних временах и народцах, о которых на пиру у короля эльфов пел менестрель Ойсин. Куда должен уйти Лаэг? Зачем? Почему эльфы не могут и дальше жить здесь рядом с людьми, как это было в давние времена? В каком мире находятся заветные Острова? Лаэг когда-то говорил, что если людской корабль будет идти и идти далеко на Запад, он не найдёт там ничего, кроме бескрайнего океана или, может быть, далёких неведомых земель, населённых другими людьми и диковинными животными. Редкие из мореплавателей-людей сумели достичь Островов или хотя бы увидеть их издали; но все эти путешественники были людьми не простыми, как святой Брандан, о котором я слышал от священника, и направлял их, если верить его рассказам, Божий промысел, а может быть, и другие неведомые и могущественные силы.

- Зачем нужно уходить в Гавань, Лаэг?

В темноте я не мог видеть его лица, но почему-то знал, что он улыбается немножко грустной и таинственной улыбкой, как всегда, когда я спрашивал о чём-то, чего он при всём желании не мог бы мне объяснить. Чуть виновато произнёс:

- Ну... Я же говорил когда-то... Мир меняется, братишка. И эльфам в нём не остаётся места. Таких мест, как Зачарованные скалы, теперь всего-то меньше десятка... А раньше - в каждом холме...

- Но почему? Разве вас кто-то гонит? Ведь ваш король с королём Эдвином теперь в дружбе, - возразил я, хотя чувствовал, что Лаэг говорит совсем не об этом. - А даже если бы и по-другому... Жили же раньше...

- Так то - раньше, - помолчав, ответил он. - Дело не в том, что нас кто-то гонит отсюда. Мир уже не тот, что прежде, да и эльфы меняются, хотя не все хотят в этом признаться... Я не могу сказать точно, я же не жил раньше... Просто... отец говорит, волшебство в мире теряет свою силу. И те, кто хотят сохранить его любой ценой, попадают во власть других, тёмных сил... Говорят, такие эльфы живут где-то на севере, в холмах... кое-кого из них и эльфами-то уже нельзя назвать. Некоторые докатились до того, что вступают в союз с ожившими мертвецами, мёртвыми богами и слугами Владыки Пустоты... даже приносят им жертвы...2 - Лаэг передёрнул плечами, и я невольно поёжился. Кто такой Владыка Пустоты и как называют его люди, я примерно догадывался, но предпочитал об этом не задумываться. Особенно ночью, среди пустынных гор. А тем более - об оживших мертвецах...

- ...Но таких не очень много, - продолжал мой друг. Лицо его оставалось в тени, но голос звучал спокойно и чётко. - Я, во всяком случае, с ними не встречался. Большинство эльфов всё же предпочитают уходить за Море. Над Островами время пока не властно... хотя говорят, что, когда настанет конец времён, изменятся и они... только я не знаю, как. Чтобы остаться в этом мире, надо стать человеком, братишка. Когда-нибудь этот выбор - уйти на Запад, принять людской удел или предаться злу, пытаясь удержать власть, - предстоит сделать каждому из нас. У каждого этот срок свой, но когда-нибудь настанет время, когда выбирать придётся всем... И быть может, срок этот наступит очень и очень скоро... - Лаэг перевернулся на бок, опершись на локоть, и подбросил хвороста в костёр. Он молчал, задумчиво глядя в огонь, и мне теперь было видно, какое у него грустное лицо. Поймал мой взгляд и улыбнулся одними губами: глаза, казавшиеся совсем тёмными в свете костра, остались печальны.

- Значит... ты должен уйти, - неловко произнёс я. И сам не понял, что это было больше: вопрос или утверждение. Он опустил глаза и долго молчал, тонким прутиком чертя в золе замысловатые узоры. Вынул его из костра, наблюдая, как занявшийся на конце огонёк взбегает вверх, обращая сухой прут в ломкие пепельно-алые столбики - сперва пламенеющие, а потом рассыпающиеся в прах. Обжёг кончики пальцев, подул на них и посмотрел на меня, на этот раз с любопытством.

- Почему ты так думаешь?

- Ну как же... Ты же сам сказал. Чтобы остаться, нужно стать человеком. Или связаться со всякой нечистью. Ты же не... Я имею в виду, ты же не собираешься...

- Конечно, нет, - Лаэг покачал головой. - Об этом и речи не идёт.

- Но ты же тогда состаришься и умрёшь! Ты этого хочешь?

- Нет, - он помолчал. - Умирать мне, конечно же, не хочется. Я не знаю, как объяснить, братишка, только... мне жаль уходить отсюда навсегда. Может быть, людская кровь тому виной, а может, я просто вообще ещё жил очень мало. Мне нравятся люди, и я хотел бы узнать их лучше... Может быть, я стану мореходом, как отец, но когда уйдёт последний корабль, уйдут последние эльфы, путь в этот мир тоже закроется. А остаться здесь навеки после того, как увидишь благословенные берега... говорят, это никому не под силу... Смотри, какая луна! - Лаэг вдруг сел и указал на встающее над горизонтом огромное огненно-алое полушарие - в несколько раз больше, чем обычная луна. По далёкой водяной глади кровавой струйкой прорезалась багряная дорожка. Зрелище было красивым, но сейчас мне почему-то стало не по себе.

- Как кровь... - я поёжился. - Говорят, это к несчастью...

- Ерунда, - беспечно отозвался мой друг. - Просто сегодня первый день полнолуния. Сейчас она поднимется, и всё будет как обычно...

 Багровое светило росло, поднимаясь над морем, точно гигантский гриб-дождевик, и, наконец, отделившись краем от горизонта, превратилось в правильный шар, который, на глазах уменьшаясь в размерах и бледнея, медленно восходил всё выше по небосклону. Заворожённые этим зрелищем, мы молча наблюдали, и я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем высоко в небе перед нами повисла самая обычная полная луна, ярким серебристым сиянием заливающая склон и вершины ближайших гор. Мир сразу преобразился, обратившись в царство сверкающих бликов и чёрных теней. Резкие очертания скал, седой в лунном свете вереск, покрытый мелкими капельками росы, ползущие по склону белесые пряди тумана, в которых луна зажгла колдовское призрачное свечение, - всё казалось частью таинственной и волнующей сказки, чуть жутковатой, но обязательно с хорошим концом. Стало так светло, что можно было разглядеть букашку, ползущую по стебельку травы. Это был уже привычный мир - мир лунной ночи в горах, - хорошо знакомый и всё же не совсем обыкновенный.

- Здорово! - облегчённо выдохнул я. Лаэг усмехнулся.

- А ты говоришь... Смотри, у нас костёр погас. Под утро будет холодно... - он вскочил и, подпрыгнув, повис на сухой ветке дуба. Раскачал её, обломил и, ломая об колено, начал подбрасывать в костёр. Припорошенные пеплом угли раскалённо светились в кострище. Лаэг кинул на них последний, самый толстый сук и бесстрашно полез в ярко освещённые луной колючие заросли можжевельника; оттуда раздался треск ломаемого сушняка. Я нехотя сбросил с себя плащ и поплёлся помогать.

Наконец наш костёр запылал так, что на нём можно было зажарить целого барана. Сразу стало жарко, сонный Гвен недовольно заворчал и отодвинулся дальше от огня. Пламя весело гудело, плясало, опадало и вновь взлетало вверх, взмётывая снопы искр к звёздному небу, и тревожное настроение, вызванное недавним разговором, улетучилось.

- Давай спать, - зевая, сказал Лаэг. - Завтра неплохо бы выехать пораньше, чтобы не по жаре...

Он завернулся в плащ и вскоре ровно задышал, но, уже проваливаясь в сон, я, как мне показалось, различил боковым зрением блеск его открытых глаз, устремлённых в небо, где, бледнея между звёзд, уже занимался ранний рассвет...

 

Глава 4. НА МОРСКОМ БЕРЕГУ.

 

Меня разбудили птицы в ветвях дерева. Солнце пока не поднялось над горизонтом, но, ещё не открыв глаза, я уже знал: утро будет ясным и сверкающим.

Гвен, уютно свернувшийся у меня под боком, завозился и поднялся, потягиваясь и шумно отряхиваясь. Утренний Луч пасся поблизости, и серебристая его грива, словно усыпанная мелкими капельками росы, казалась прядью ночного тумана.

Лаэг оживлял костёр, раздувая тлеющие угли и подкладывая мелкие щепочки и сухие травинки. Волосы его были густо припорошены пеплом. Почувствовав мой взгляд, он поднял голову, улыбнулся и сказал:

- Привет!

- Ты как будто седой, - заметил я смеясь. Лаэг помотал головой, отряхнул ладонью волосы надо лбом. И тоже засмеялся.

- Поседеешь тут. Вон какая роса, - Набрав побольше воздуха, он снова дунул на угли, и робкий огонёк, народившись в глубине шалашика из отсыревших щепок, наконец несмело лизнул одну ветку, другую, и вскоре весело затрещал, поедая влажные дрова. Я выбрался из-под плаща и, не обуваясь, пошёл вверх по течению ручья, срывая по пути созревающие ягоды брусники. От босых ног, оставляющих тёмную дорожку в белёсой от росы траве, по всему телу разбежался озноб, но сон слетел мгновенно. Бр-р-р! Я бегом добрался до водопада, стащил, поёживаясь, рубашку, и сунул голову и спину под холодные струи...

 Когда я, продрогший и освежённый, вернулся к костру, волоча прихваченную по пути сухую корягу, солнце, уже поднявшись над седловиной, разогнало остатки ночного тумана, и мир засиял всеми красками торжествующего утра. Над огнём подогревался котелок с остатками вчерашнего медового напитка, а Лаэг скакал по поляне, размахивая, как мечом, подобранной под деревом корявой дубинкой. Выхватил из ножен кинжал и принялся одновременно вращать им и палкой, перебрасывая из руки в руку. Я бросил корягу в костёр и тоже попрыгал, согреваясь. Сел у огня, кутаясь в плащ, сунув окоченевшие ступни едва ли не в самое пекло. Гвен, лёжа под деревом, с хрустом разгрызал мягкие косточки от вчерашней грудинки. Лаэг разломил пополам большую лепёшку, натянув рукав на ладонь, снял с огня котелок. Душистое сладкое варево разлилось внутри блаженным теплом, веселя согревшееся тело, побуждая его к действию. Мы залили костёр и тщательно заложили кострище камнями и вырезанными накануне кусками дёрна: когда поднимется примятая трава, и не скажешь, что здесь кто-то был, - и попрощались с этим местом.

От седловины тропа повела под уклон, и скоро мы оказались на дороге, с которой свернули накануне, только уже по другую сторону от перевала. Дорога шла долиной, по которой, весело подпрыгивая на камнях, бежала небольшая речка. Берега её густо заросли колючими кустами облепихи. Горы расступались перед нами, как танцоры на праздничном шествии, и где-то на горизонте всё росла, ширилась полоса дымчато-лазурного сияния, сливающегося там, в необозримой дали, с небом. Солнце поднималось всё выше и выше, и водопад смеющихся бликов искрился на поверхности, высился впереди, пока за очередным поворотом дороги перед нами не распахнулся вдруг ослепительный простор, стена живого сверкания и синевы, что вставала за краем пологой равнины, заканчивающейся крутым обрывом. Кое-где скалы вздымались на головокружительную высоту, кое-где, понижаясь, образовывали ложбины, утопавшие в колючих зарослях.

Мы спустились вдоль неглубокого распадка, сплошь заросшего кустами облепихи. Сквозь узкие серебристые листья блестела струйка воды: там из-под камня пробивался родничок, сбегал вниз и терялся в густых зарослях. Найдя место, где можно было спуститься к воде, не ободравшись о колючки, мы напились, наполнили фляжки и отпустили пастись Утреннего Луча, а сами двинулись дальше. Не доходя до края обрыва, распадок заканчивался узкой трещиной, наполовину заваленной камнями. Под камнем темнела проточенная весенними водами и ливнями промоина, куда легко мог протиснуться человек. Гвен первый соскочил в провал и исчез там; до нас доносился только шорох мелких пересыпающихся камушков. За ним проворно спрыгнул Лаэг, нырнул под камень, и вскоре до меня долетел его приглушённый голос:

- Давай сюда, братишка! Не бойся, тут светло...

Я осторожно сполз в провал, сразу же почуяв под ногами круто уходящую вниз осыпь из камней, перемешанных с глиной. Мой названый брат сидел на камне внизу, посреди довольно просторной пещеры, освещённой слабым светом, поступавшим сквозь трещину вдоль потолка. Дальше проход сужался и вёл ещё ниже; в конце явственно брезжил свет. Лаэг, улыбаясь, обвёл пространство вокруг себя широким жестом хозяина:

- Я нашёл это место, когда мы путешествовали с отцом. Тут можно даже заночевать, но лучше наверху, под звёздами... Дождя не будет, я чувствую... В слабый дождь здесь хорошо, а в сильный - даже опасно, ручей разливается...

- Роскошная берлога, - восхищённо заметил я, когда глаза немного привыкли к полумраку. - А где Гвен?

Мой побратим махнул рукой в сторону узкого лаза, откуда тут же долетел призывный лай, а через мгновение показалась морда Гвена, которому явно наскучило ждать, пока мы последуем за ним.

- Дальше придётся немного поползать, - беззаботно сказал Лаэг. - Ход очень узкий, особенно у выхода. Отец, например, не смог пролезть, застрял в самом конце...

Я помнил Брана, отца Лаэга: стройный, подтянутый, гибкий, он был, конечно, шире в плечах своего сына, но… Мне доводилось лазать по подземельям: в раннем детстве старшие мальчишки брали меня с собой в подвалы разрушенного замка над озером, и потом я облазил несколько пещер, которых немало было в окрестностях (некоторые - вместе с Лаэгом).

Мой названый брат опустился на колени и легко - головой вперёд - скользнул в узкий лаз, круто уходящий вниз. Я полез вслед за ним, извиваясь, как ящерица, и стараясь не стукаться головой о торчащие всюду острые камни. Кое-где ход сужался, и ползти приходилось на боку. Но самой узкой оказалась щель перед выходом, под обвалившейся когда-то и застрявшей в расселине глыбой. Я выдохнул, вытянул вперёд руки и, работая одними носками ног, обдирая куртку, выбрался наконец-то наружу.

Лаэг как ни в чём не бывало стоял у кромки воды. Нагибался и проводил ладонью сначала по гребешкам мелких волн, а затем по одежде, отряхивая себя от каменной пыли. Гвен носился по воде вдоль берега, время от времени хватая пастью верхушки и недоуменно фыркая: зачем кому-то понадобилось солить такое количество воды?.. От Лаэга, а ещё раньше - от Энгуса я уже слышал, что вода в море солёная, но, честно говоря, и представить не мог. Пёс дурашливо гавкнул, припал на передние лапы, приглашая к игре, и снова с шумом врезался в волны, метнув мне в лицо пригоршню холодных брызг, и я засмеялся, слизнув с губы горько-солёную каплю. Лаэг засмеялся тоже. Поднял из-под ног круглую и плоскую, как монета, гальку и одним движением кисти послал её плашмя над водой. Камешек полетел, чиркая по поверхности и подпрыгивая: раз, другой, третий... Я немедленно последовал его примеру. Я тоже умел хорошо «печь блинчики» на глади озёр. Мы швыряли камушки, пока не надоело, и тогда Лаэг предложил:

- Окунёмся?

...Гранитные скалы, нависавшие над нами, в этом месте были высотой всего ярдов десять. Когда-то давно от обрыва отделился кусок и торчал над водой откроенным ломтём, как стоят встречающиеся у нас на равнинах каменные столбы, поставленные древними людьми. Между утёсом и обрывом образовался небольшой проход, засыпанный упавшими сверху гранитными обломками и глиной, с другой стороны сквозь прозрачную толщу воды просвечивали камни и водоросли, как мне показалось, близкого дна. Дальше за скалой до замыкающего бухту мыса тянулась широкая полоса гальки и песка, наполовину затопляемая в прилив.

Лаэг сбросил одежду и полез на скалу, ловко нашаривая пальцами рук и ног малейшие неровности в камне. И только когда он выбрался на вершину и выпрямился, подойдя к самому краю, до меня дошло, что он собирается сделать.

- Сдурел? Тут же мелко совсем!

В ответ он только расхохотался и, вытянув руки над головой, плавно оттолкнулся от скалы. Я невольно вскинул ладони к лицу, зажмурился что было силы, уже представляя, как всплывает на мелководье безжизненное распластанное тело, как окрашивается красным прозрачная зеленоватая рябь вокруг головы...

Всплеск. И ни единого звука больше, только шорох мелких волн о камни. Сердце остановилось и забухало тяжело и медленно, словно через силу. Очень осторожно, раздвинув пальцы, я открыл глаза. И увидел Лаэга, живого и невредимого, чья голова только что вынырнула на поверхность.

- На море так бывает, - весело объяснил он, отбрасывая с лица мокрые волосы. - Кажется, будто дно близко, а на самом деле глубина... Я знаю это место, я тут уже прыгал... Ты что, братишка?..

Я отвернулся. Мне было стыдно за свой испуг, за мелкую дрожь и сосущую пустоту внизу живота, и я слегка разозлился на Лаэга: мог бы и предупредить, прежде чем сигать вниз башкой!.. Нет уж, дудки, пусть Лаэг не думает, что я не смогу повторить то, на что способен он сам! Я подошёл к камню. На такие отвесные скалы я никогда не взбирался, но если вот тут, по самому ребру... Я поставил ногу на выступ и не торопясь полез вверх.

Верхушка скалы нависала небольшим козырьком. Я уцепился обеими руками за край, упёрся ступнями в гладкую стену и попытался подтянуться, закинув ногу наверх, но в последний момент ступня соскользнула, колено больно чиркнуло по каменному ребру, и я беспомощно заболтался над пустотой, пытаясь нашарить ногами опору. Но тут снизу меня подтолкнули в пятку, и, подтянувшись наконец на руках, я навалился животом на острый край утёса. Ух!.. Лаэг выбрался на вершину следом за мной, сел, свесив ноги вниз, поглядывая на меня.

- Я, кажется, чуть не загремел, - пробормотал я, криво улыбаясь. Лаэг усмехнулся.

- «Чуть» не считается. Смотри, коленку ободрал, - кивнул он на кровоточащую царапину на моём колене. Легко вскочил и выпрямился на краю утёса, пружиня на чуть расставленных ногах.

- А!.. - отмахнулся я. Промокнул пальцем проступившие красные бисерины и вытер о камень. И поглядел вниз. Мамочки мои!.. Вообще-то смотреть вниз без головокружения я мог и с гораздо большей высоты. Но при мысли о том, что мне сейчас придётся отсюда прыгать, коленки вмиг растеклись жидким киселём и сердце застряло в горле, перехватив дыхание. Сквозь прозрачную зеленоватую воду просвечивали камни и колышущиеся заросли водорослей, среди которых шныряли лёгкие тени рыбок. Я знал, что глубина там достаточная, чтобы не свернуть себе шею, но поверить в это оказалось не так-то легко... Хорошо Лаэгу, он с раннего детства бывал с отцом на эльфийских кораблях, научился прыгать даже с конца реи, когда она во время крена нависает над водой... Гвен бегал внизу и лаял на нас, время от времени жалобно взвизгивая: ишь, мол, чего удумали... Наверное, мой друг не будет смеяться, если я слезу... Ой нет, спускаться ещё страшнее! По крайней мере, падать, если сорвусь, придётся тогда не в воду, а на твёрдую береговую гальку...

Лаэг дурашливо посоветовал:

- Ты прыгай первый раз ногами вниз, а то шею свернёшь с непривычки. Или пузо отобьёшь, тоже неприятно... И-йо-хх-хо-о!.. - издав этот боевой клич, он гибко бросил своё тело с обрыва, закрутил в воздухе лихое сальто и только перед самой поверхностью распрямился и, вытянувшись в струнку, головой вниз ушёл в воду. Я только восхищённо вздохнул. До такого искусства мне было ещё очень и очень далеко... Я крепко зажмурился, скрутил в себе страх и, зажав пальцами нос, отчаянно махнул следом...

 

Глава 5. ПРИНЦЕССА АННА.

 

...Мидии росли колониями на прибрежных камнях, полностью затопляемых в прилив и обросших слизистыми космами водорослей: большие, с мою ладонь, и бесчисленное множество мелких, они намертво прикрепились к камню, и отдирать их приходилось с помощью ножа. Реже попадались устрицы, рядом с изящными, отливающими синевой мидиями кажущиеся бесформенными, обросшими зеленью булыжниками. Лаэг горкой высыпал их на гальку из подола рубахи.

- Хватит. Не будем жадничать. Им тоже жить хочется.

- А как их едят? - спросил я, разглядывая на ладони тяжёлую бородатую устрицу, плотно стиснувшую толстые зазубренные створки. У нас в озере водились зеленоватые пресноводные беззубки, которых я иногда доставал для наживки; на их жёсткое бледное мясо неплохо клевала рыба и ловились раки.

- Этих можно сырыми, - отозвался мой друг. - А мидий мы сейчас сварим, так будет лучше, - он закрутил жгутом мокрый подол рубашки, выжимая воду, и огляделся вокруг в поисках топлива. На берегу валялось много выброшенного морем плавника и сухих водорослей, и вскоре дымный костерок запылал между двумя вросшими в песок камнями. Лаэг положил на них лёгкую высохшую палку, продетую сквозь дужку котелка с морской водой. Когда вода закипела, он высыпал туда моллюсков и уселся, скрестив ноги, около костра, подставил лицо солнцу, с наслаждением вдыхая морской ветер.

- Э-эй! - долетел до нас сверху звонкий оклик. Гвен тотчас вскочил и отозвался, правда, не злобно и не тревожно, а просто для порядка. Мы разом посмотрели вверх.

- Э-эй! - с обрыва нам махала рукой тонкая фигурка, сидящая верхом на невысокой белой лошадке с густой развевающейся гривой. Длинные светлые волосы, заплетённые в две косы, свешивались вниз, и внутри, будто острым камушком, царапнуло нехорошее предчувствие. Потому что нежданная гостья на обрыве была её королевское высочество принцесса Анна, до недавней поры единственная, а ныне старшая дочь короля Эдвина. Собственной персоной. - Где здесь можно спуститься на берег?..

С принцессой Анной мне довелось познакомиться в начале позапрошлого лета. Наш тан, лэрд Дункан Мак-Дауэлл, приходится родственником покойной королеве, первой жене короля Эдвина, и король с принцессой приезжали к нему на охоту; там же в горах они и встретили нас с Гвеном, и принцесса тут же захотела, чтобы Гвен достался ей. Кончилось тем, что королевские воины попросту изловили его сеткой и увезли в город, и он чуть не зачах там во дворце, отказываясь есть и пить; правда, принцесса сама же потом его отпустила, пока я слонялся под стенами королевского дворца, не зная, как вызволить Гвена. Она даже приезжала потом просить прощения, и я зауважал её за это и разрешил взять себе одного из щенков Гвена и Грайне... Я не держал обиды на принцессу, но сейчас чувствовал досаду: вот принесла нелёгкая...

Лаэг, похоже, думал иначе. Он вскочил с камня и, не обращая внимания на свои голые ноги и не подпоясанную мокрую рубаху, едва прикрывавшую колени, отвесил принцессе изящный поклон.

- Верхом, госпожа, на берег вы никак не попадёте. Если, конечно, ваша лошадь не умеет летать, - весело объяснил он. - Пологий спуск есть во-он за тем мысом, где растёт одинокое дерево, но оттуда трудно добраться по камням, особенно с лошадью. Можно также привязать верёвку и слезть вниз с обрыва... Ну а если вас не смущает лазанье по мышиным норкам, - он широко улыбнулся, - можете спуститься вон в ту ложбину, там есть вход в пещеру. А я вас там встречу и помогу...

Принцесса захлопала в ладоши.

- Никогда не была в пещерах! - восхищённо воскликнула она. - Я иду!..

Её голова исчезла за краем обрыва. Лаэг, косясь на обрыв, стремительно влез в штаны и башмаки, рывком затянул на талии пояс, пригладил ладонью растрёпанные волосы и скрылся за выступом скалы. Я тоже привёл свою одежду в порядок. Прошло немного времени, прежде чем они появились вдвоём с принцессой. У принцессы на лбу алела свежая царапина, куртка и штаны (одета она была снова как мальчишка) перемазаны глиной и каменной пылью, она раскраснелась, но, похоже, нежданное приключение было ей по душе.

- Я узнала вас с Гвеном, - произнесла она, слегка запыхавшись. Пёс подбежал к ней как к старой знакомой, вежливо ткнулся носом в ладонь; она потрепала его по загривку. - А моя Фанд вчера поранила лапу ракушкой, и я оставила её в замке (Фанд была дочерью Гвена и Грайне и принадлежала теперь принцессе)... Я приехала из замка леди Олвен, он здесь милях в десяти, - так объяснила она своё появление на берегу. - Леди Олвен - это родная тётушка леди Гвендолен, меня к ней отправили на лето. Только мне не очень нравится. Никуда не пускают, как будто я маленькая... - она сморщила носик и махнула рукой. Похоже, принцесса и на этот раз удрала от слишком назойливых опекунов и, по своему обыкновению, каталась одна в холмах. - А вы, значит, путешествуете? - спросила она, переведя быстрый взгляд с меня на Лаэга и почему-то потупившись. - Я привязала свою лошадь рядом с вашим конём. Очень красивый...

- Мы с братом непременно проводим вас до замка леди Олвен, когда вам будет угодно отправиться в обратный путь, - учтиво произнёс Лаэг с церемонным наклоном головы. - Одной всё же небезопасно... - он взглянул на меня. Я вовсе не жаждал ехать куда-либо с принцессой, но кивнул с готовностью. Всё равно Лаэг поступит так, как велят ему его рыцарские убеждения. Принцесса милостиво улыбнулась и кивнула.

- Только если вы не будете такими занудами, как Дэви... Ой, какая я грязная! - она взглянула на свой костюм и принялась старательно отряхивать его от пыли. - Но тут совсем не опасно... Разбойников здесь нет, а от волков я сумею ускакать на моей Фианн. Но мне пока ещё не хочется домой, - она чуть лукаво посмотрела на Лаэга, и у меня внутри снова легонько царапнуло. - Здесь хорошо, - она огляделась вокруг и с обрадованным вздохом повела кругом себя разведёнными руками. Подняла из-под ног зеленоватый камешек с дыркой, прищурившись, посмотрела сквозь него на нас, и глаза её просияли.

 - Я же сказал - когда вам будет угодно, леди, - терпеливо объяснил Лаэг, с улыбкой наблюдая за ней. - Мы вас не гоним и сами никуда не торопимся. А пока не откажитесь разделить с нами скромную трапезу... Вы можете сесть вот здесь, - с лёгким поклоном он указал на свой свёрнутый плащ, брошенный на камень.

- Сочту за честь, - с таким же учтивым наклоном головы ответила принцесса, и лицо её приняло слегка растерянный вид, словно она раздумывала, подобает ли ей произносить эти слова в нашем обществе. - То есть, я очень рада! - засмеялась она вдруг, тряхнув головой, и тут же уселась на плащ. - Я как раз проголодалась.

Сваренные в морской воде мидии приоткрыли створки и легко извлекались из раковин. К моему удивлению, принцессе эта пища, видимо, была хорошо знакома, и они с Лаэгом быстро разделались со своей долей (мой побратим при этом ещё успевал вскрывать ножом раковины и бросать их Гвену), я с непривычки провозился несколько дольше. Впрочем, мне понравилось, несмотря на скрипящий на зубах песок. У принцессы в кармане обнаружился также маленький мешочек с изюмом, и она разделила его по-братски, рассыпав по горстям.

Я исподлобья поглядывал на неё. Ибо сказать, что принцесса сильно изменилась за два года, значило не сказать ничего. Вроде всё оставалось прежним: черты лица, голос; даже зелёный костюм, похожий на тот, в котором я впервые увидел принцессу у нас в горах, - но что-то новое появилось в облике, манерах, взгляде, - что именно, я не мог понять. Нельзя сказать, что мне эти перемены совсем не нравились, но я вдруг почувствовал смутную тревогу. Не знаю, почему, но мне вспомнились девушки, которые смотрели на Лаэга на ярмарке, хотя ничего общего с принцессой у них, конечно же, не было.

- Пойдёмте гулять по берегу, - сказала принцесса, покончив с изюмом и облизав сладкую ладонь. Лаэг подал ей руку, и она проворно вскочила, опираясь на неё, хотя, на мой взгляд, вполне могла подняться и сама. Я заметил, что принцесса с едва скрываемым удивлением поглядывает то на меня, то на Лаэга, видимо, пытаясь понять, откуда у меня может быть такой брат. Я отвернулся. Пусть поломает голову, коли охота.

Принцесса восторженно ахала, бросаясь навстречу набегающим на берег волнам и азартно выхватывая из них яркие камушки и мелкие раковинки. Её замшевые сапожки потемнели от влаги, но она не обращала на это ни малейшего внимания. Лаэг степенно, не торопясь выбирал из галечной россыпи агаты и сердолики, безошибочно отличая их от обкатанного кварца, и что-то вполголоса объяснял принцессе, показывая ей разные диковины, выброшенные морем, вроде кремневого наконечника древней стрелы, пёстрой ракушки, обжитой крошечным рачком-отшельником, или оставленной отливом ямы с актиниями, похожими на нежные розовые цветы, съёживающиеся, если дотронуться до них прутиком.

Принцесса непринуждённо болтала, словно они сто лет были знакомы, и как-то незаметно получилось, что они с Лаэгом ушли вперёд, а я немного отстал. Интерес к камням пропал, и я вяло плёлся позади, чувствуя себя ненужным. Мне не хотелось плохо думать ни о принцессе, ни тем более о своём друге, но я ощущал странную, скребущую по сердцу досаду, похожую на обиду: стоило появиться какой-то девчонке, пусть даже и королевской крови, и Лаэг уже готов забыть о старых друзьях... Да он даже не знает, какая она... Он вообще не знает людей. Не знает, что не всем можно доверять... Мне стало стыдно этих мыслей, и я попытался прогнать их от себя. Сел на камень и стал смотреть на море. Интересно, хватятся ли, обернутся посмотреть?.. Начинался прилив, и камни, где мы собирали мидий, наполовину скрылись под водой. Море медленно вползало на мокрый песок, оживляя по пути груды увядших водорослей, перекатывало их клубками, отбрасывая всё дальше на берег...

Меня окликнули в два голоса. Лаэг и принцесса стояли у кромки воды почти у самого мыса и призывно махали мне, склонившись над чем-то, что мой друг держал в руках. Я поднялся и двинулся к ним. Неторопливо, чтобы не подумали, что отстал нарочно. Незачем знать Лаэгу, что я бегом бежал бы, стоило ему меня позвать...

...И тем более незачем знать об этом принцессе...

Лаэг держал на ладони довольно крупную морскую звезду: я никогда их раньше не видел. Мокрая звезда блестела на солнце, она была ярко-рубинового цвета, вся усеянная мелкими шипами.

- Какая красивая, - принцесса пальцем коснулась одного из лучей звезды; та съёжилась от прикосновения. - Она живая. Давайте её отпустим!

Она с опаской взяла из рук Лаэга шипастое чудо. Подойдя к кромке волны, осторожно опустила на мелководье. Звезда полежала неподвижно, потом шевельнулась и, медленно перебирая лучами, уползла на глубину.

Мы рассмотрели наши находки. Лаэг великодушно высыпал свои камушки в ладонь принцессе. Та собирала большей частью мелкие разноцветные раковинки, её мешочек из-под изюма был набит ими почти до отказа. Полюбовавшись камнями, принцесса ссыпала их в мешочек, погремела им над ухом и просияла.

- Я попрошу сделать из них ожерелье. А этот камень как называется? - она достала из кармана самый первый найденный ею зеленоватый камушек с дыркой. Лаэг взял его, покрутил в пальцах.

- Это «Глаз Моря», госпожа, - объяснил он, поглядев на нас сквозь отверстие в камне. - Есть такое поверье, что сквозь него иногда можно увидеть невидимое. Если посмотреть на море, то можно, например, увидеть корабли эльфов, уплывающие к благословенным островам. А если на человека - то можно заглянуть ему прямо в душу... или увидеть, как он относится к тебе на самом деле. Но не всегда, а только если это действительно надо... Поэтому считается, что этот камень может оберегать и от беды - ведь если кто-то замышляет против тебя злое, можно узнать его намерения... - он улыбнулся и вернул камень принцессе. - Возьмите, леди, это хороший талисман...

У нас в долине подобные камни именовались гораздо проще и непонятнее - «куриный бог». Хотя маленькие дети тоже носили их на шее - от дурного глаза. Но легенда Лаэга была, конечно, красивее. Принцесса почему-то потупила глаза и спрятала камушек в карман.

 

Глава 6. МОРСКОЙ ДРАКОН.

 

После моллюсков захотелось пить. У принцессы была фляжка, но там оставалось лишь несколько глотков: набрать воды в родничке, прежде чем спускаться на берег, она, конечно, не подумала. Я незадолго до этого отдал остатки воды высунувшему язык от жары Гвену, фляжка Лаэга тоже была почти пуста.

- Я сбегаю, - сказал Лаэг. - Заодно проведаю Утреннего Луча и Гвена напою. Давайте ваши фляжки...

Он свистнул Гвену и убежал, легко прыгая по камням. Принцесса украдкой проводила его взглядом.

- Какой красивый у тебя брат, - произнесла она, и щёки её слегка порозовели. - А у вас что, правда одни и те же родители? Или только отец?

Она задала этот, давно мучающий её вопрос как можно более небрежным тоном, но было в нём и нечто, резанувшее меня неожиданно больно. Словно родство Лаэга со мной разочаровало её до глубины души. Я никогда не завидовал ни красоте моего друга (о своей внешности я, честно говоря, мало задумывался), ни его благородному происхождению. То есть, я всегда понимал, что мы не равны, но воспринимал это как само собой разумеющееся. Тем более что и сам Лаэг никогда не подчёркивал этой разницы. Теперь же меня словно с размаху ткнули лицом в грязь. Внебрачные дети дворян и крестьянских девушек не были большой редкостью, и принцесса, несомненно, успела сделать свои выводы. Правда, дружба между законными и побочными сыновьями водилась весьма и весьма нечасто...

 - Нет, - ответил я подчёркнуто безразличным тоном. - Лаэг - мой побратим. Он... он не из простых...

- Я так и думала, - обрадовалась принцесса, словно именно это и хотела услышать. Но тут же осеклась и потупилась, видно, почувствовав, что сказала что-то не то. Облизнула губы и неловко спросила:

- А вы с ним что, тоже смешали свою кровь? Как король Эдвин Юный с королём эльфов?.. Мне папа рассказывал...

- Может, и смешали, - нехотя буркнул я. Её любопытство начинало меня раздражать. Принцесса опустила голову, пытаясь скрыть вновь подозрительно зарозовевшие щёки. Потеребила в руках конец плетёного узорчатого пояска и призналась:

- Я бы так не смогла. Я боюсь крови.

Я пренебрежительно хмыкнул. Отвернулся и стал смотреть на море. Края огромной отливающей сталью, синевой и зеленью чаши заворачивались вверх у горизонта, растворяясь дальше в полупрозрачной дымке, куда уходили, как рассказывал Лаэг, серебристо-белые, как чаячье крыло, корабли эльфов. Мелкие волны тихо хлюпали у прибрежных камней, расправляя ржавые пряди водорослей, напоминающих волосы морского народа. Которому, конечно же, не было никакого дела до принцессы и её глупых речей...

- У твоего друга имя как у возницы Кухулина, - снова подала голос принцесса.

- Кого? - спросил я равнодушно, просто потому что неловко было молчать.

- Кухулина. Был такой герой в Ирландии в древние времена, мне Кори про него много рассказывал. Они там все тогда воевали на колесницах, и возница был вроде оруженосца. А ещё у него был друг, даже побратим, Фер Диад, они были из разных племён. У них потом началась война, и Кухулин один сражался против целого войска, никто не мог его победить. И тогда одна королева, очень злая и коварная, позвала Фер Диада и сказала, что отдаст ему в жёны дочь-красавицу, если он убьёт Кухулина в поединке.

- А он что? - Безразличие слетело с меня, как пыль, сдунутая ветром. Не говоря уже о том, что я вообще очень любил древние сказания, где бы их ни слышал, меня почему-то очень взволновала история двух побратимов, на чьём пути вдруг встала коварная королева с красавицей дочкой. Нас с Лаэгом, как я считал, не сумели бы сделать врагами и сотни королевских дочерей. Будь они хоть какими угодно раскрасавицами. Но Фер Диад, видимо, думал иначе.

- Он... он сначала не хотел, но королева обманом взяла с него слово. Они сражались три дня у брода, и Кухулин убил Фер Диада ударом рогатого копья, а потом долго оплакивал, и Лаэг-возница утешал его. А потом погиб и сам Кухулин... потому что потерял силу, убив своего друга. Ты не слышал?

Я покачал головой. Лаэг много рассказывал мне о родине своей матери, но этой истории я никогда не слышал. Хотя... вряд ли было так, чтобы мой друг её не знал...

- Я хочу забраться на тот камень, - вдруг сказала принцесса, указывая на обломок скалы, упавший с обрыва: почти как тот, с которого прыгали мы с Лаэгом, но поменьше, всего-то в два моих роста. Я небрежно пожал плечами. Подумал, что принцесса, наверное, ждёт, чтобы я помог ей подняться наверх. Однако в помощи она не нуждалась. Ловко вскарабкалась на верхушку камня, выпрямилась во весь рост и вдруг радостно вскрикнула и захлопала в ладоши.

- Смотри, корабль!

- Где? - я мгновенно оказался наверху. Настоящее морское судно я видел наяву первый раз. Но Лаэг часто рисовал мне разные виды кораблей прутиком на песке или угольком на гладкой поверхности камня. Тело оказалось быстрее разума: позабыв о том, что передо мной не просто девчонка-ровесница, я зашипел на принцессу и с силой дёрнул её вниз за капюшон, заставляя упасть ничком на камень. Слишком уж часто снились мне в страшных и героических снах, где мы сражались вдвоём с Лаэгом, эти лодьи-драконы, с прямоугольным полосатым парусом и оскаленной звериной мордой. Почти такой же, как та, что красовалась на форштевне корабля, стоящего в соседней бухте за мысом. Сколько людей было на корабле, я не сумел разглядеть: да и наверняка часть команды уже разбрелась по берегу; но когда человек на корме повернулся, солнечный луч, отразившись от его груди, вспыхнул ослепительной искрой: кольчуга или латы, надетые загодя для боя. К счастью, я не заметил никого, кто пошёл бы в нашу сторону. Я повернулся к принцессе: в её глазах гнев и обида мешались с недоумением, но где-то в глубине уже проглядывал страх.

- Послушай, - я старался говорить спокойно и раздельно, но голос мой дрогнул. - Я знаю, чей это корабль: это морские разбойники, мне Лаэг про них рассказывал... Они грабят и жгут дома на побережье, а людей увозят на своём корабле и превращают в рабов!

- Ой! - глаза принцессы округлились от ужаса, а румянец со щёк исчез прямо на глазах. - Тогда нам надо скорее скакать к тётушке Олвен: ведь в замке нет никого, кроме слуг и нескольких охранников. Просто подумать страшно, что будет, если они нападут на замок!

- Кроме замка, поблизости есть ещё люди? Ну, деревни или что...

- Есть одна деревня, там рыбаки живут. Недалеко от замка, по пути отсюда. Только она на самом берегу, а дорога идёт над обрывом...

- Их тоже надо предупредить, чтобы спрятались или готовились дать отпор. И послать гонца королю... Только бы Лаэг не попался им на глаза!..

- Как ты думаешь, Колин, - дрожащим голосом сказала она, - они могли видеть дым от нашего костра?

- Не знаю, - ответил я, холодея от этой мысли. - Но я знаю одно - нам надо немедленно уносить отсюда ноги.

Я сполз с камня, и то, что произошло вслед за этим, вспоминается мне как долгий мучительный кошмар, хотя длилось, наверное, несколько секунд. Чьи-то огромные ручищи сгребли меня в охапку, мозолистая пятерня зажала мне рот, и хриплый голос с сильным акцентом прошептал над самым ухом:

- Попробуй только пикнуть, щенок!

Я рванулся вверх, головой боднув моего похитителя в подбородок так, что лязгнули зубы, и стальная хватка на миг ослабла.

- Беги! - завопил я, но тут мне сдавили горло так, что помутилось в глазах. Бежать ей было некуда, но она вмиг всё поняла. Выпрямившись на вершине камня, принцесса что есть мочи закричала:

- Лаэг, не ходи сюда! Здесь разбойники, они нас схватили! Скачи в замок, зови на помощь! Не ходи сюда, спасайся!!!

Второй разбойник, смуглый, с жидкими чёрными волосами, слипшимися сосульками свисавшими из-под грязной головной повязки, в два кошачьих прыжка очутился на камне и, перекинув через плечо отчаянно брыкающуюся принцессу, спрыгнул вниз. Хватка на моём горле ослабла, и я наконец смог разглядеть своего пленителя, рыжебородого великана в кожаном панцире с латными пластинами на груди. Они не спешили и разглядывали нас с явным интересом. Наконец смуглый ухмыльнулся своим огромным щербатым ртом, смачно сплюнул и медленно процедил:

- Какие красавчики! Верно, Гунтер?

Говорил он чисто, без акцента: похоже, местный житель, помогающий за определённую мзду грабить своих соплеменников.

- Славные малыши, - отозвался тот, кого звали Гунтером, по-прежнему зажимая мою шею между локтем и своей грудью, одетой в панцирь. - Ярл будет доволен тобой, Мёрфи.

- Я бы, пожалуй, взял себе эту милашку, - Мёрфи, довольно гоготнув, крепче стиснул принцессу своими длинными руками. Побледнев от боли и омерзения, она попыталась пяткой лягнуть его в колено, но тот заломил ей кисть так, что она, тихо ахнув, повисла у него на руке.

- У тебя одно на уме! - прикрикнул на него рыжебородый. - Сами юбки носите и все мысли только о бабах! Нет, чтобы подумать о более крупной добыче. Слыхал, девчонка орала про какой-то замок? Вот нам бы к нему подобраться...

- Люди говорят, есть тут поблизости замок какой-то престарелой графини, - нехотя отозвался щербатый, похоже, обиженный замечанием насчёт юбок. На нём были потёртые кожаные штаны: ни пледа, ни другого знака принадлежности к какому-либо из кланов я тоже не заметил. У предателей не бывает родни. - Сам я в этих краях не бывал, не знаю...

- Ладно, заткнись, - оборвал его Гунтер. - Эй ты, - он сильно встряхнул меня, так что голова мотнулась. - Слыхал, про что мы тут толковали?

- Чего? - глупо спросил я. Разбойник усмехнулся, видно, поняв, что я валяю дурака.

 - Расскажешь, сколько людей в замке, где там входы и выходы, тайные ходы и всё такое, проводишь нас туда - получишь свободу. А хочешь - останешься на корабле, настоящим воином станешь... Ты парень вроде неглупый, да и по виду не из господ, значит, смекнёшь свою выгоду, - с расстановкой объяснил он мне. - А нет... - Гунтер выразительно продемонстрировал мне лезвие своего широкого ножа.

Я молчал. Не то чтобы мне хотелось умереть героем: по правде говоря, умирать я вовсе не хотел. Просто я, к добру или худу, о замке тётушки Олвен знал лишь немногим больше этого Гунтера. Правда, совсем рядом в руках щербатого Мёрфи напряжённо затихла бледная до зелени принцесса. Которая, в отличие от меня, наверняка сумела бы добраться туда даже с завязанными глазами.

Лаэг не выдал бы её, я это твёрдо знал. И я не буду. Вот только потянуть бы время, чтобы Лаэг успел добраться до замка... А может, попытаться их обмануть, сказать, что в замке стоит королевское войско? Хотя с чего бы, раз войны нет… Или направить по ложному следу. Одноглазый Энгус рассказывал про мальчишку с их корабля, который, попав в плен, согласился провести вражеский корабль в безопасную бухту и посадил его на камни. Но одно дело - сын моряка, выросший на корабле, а другое - я, который море-то видел в первый раз, и, уж конечно, представления не имел о том, как сажать корабль на мель. К тому же, рассказывал Энгус, они подоспели слишком поздно: того мальчишку вражеский вождь собственноручно, привязав на шею камень, швырнул с борта с бушующие волны. Особенно высокие у подводных скал...

- Ну что? Будешь говорить? - Гунтер прервал мои размышления чувствительным тычком под рёбра.

- Отвечай, когда тебя спрашивают! - встрял Мёрфи. - А то мы знаешь, что с твоей девчонкой сделаем...

- Вы ничего со мной не сделаете! - внезапно рванувшись из рук разбойника, яростно крикнула принцесса. - Я королевская дочь, и мой отец велит вас повесить, если хоть один волос упадёт с моей головы, и с его тоже! И вообще... оставьте его, он всё равно не знает, где замок! А я знаю, но я вам этого никогда не скажу!!!

Вне себя от гнева, она снова отчаянно рванулась, но от боли в заломленной руке слёзы градом посыпались из её глаз, и она затихла, кусая губы.

Разбойники дружно расхохотались.

- Как же, ваше высочество! - глумливо воскликнул здоровенный Гунтер. - А этот оборванец - твой сенешаль...

- Сам ты оборванец! - огрызнулся я, одновременно ободрённый и испуганный её выходкой. И тут же едва не взвыл, потому что Гунтер стиснул моё плечо так, что затрещали кости. Но Мёрфи вдруг сказал:

- А что, очень может быть. Девчонка-то не из простых, вон как ерепенится. А графиня, говорят, новой королеве родственница, так что король Эдди вполне мог отправить сюда погостить свою крошку...

- Только плохо они там смотрят за королевскими детьми, если девка шастает по берегу в компании каких-то проходимцев, - буркнул с сомнением Гунтер. - Ладно. Если девчонка и вправду дочка Эдвина, то удача сама плывёт к нам в руки. Мы обменяем её на Юргена, да ещё, может быть, и выкуп возьмём. За неё и за престарелую графиню, если она попадёт к нам в руки. Раскошелится как миленький...

- Да, а мы пока развлечёмся с его дочкой, - Мёрфи, ухмыляясь, попытался ущипнуть принцессу за щёку, но та, изловчившись, укусила его за палец.

- Я тебе развлекусь! - прикрикнул на него Гунтер. - Девчонку беречь как зеницу ока, чтобы ни одна сволочь не смела даже пальцем тронуть. Сам пригляжу, буду стеречь, ты понял, Мёрфи?

- Ты прохвост, Гунтер! - завизжал щербатый. - Девчонка - моя добыча, я первый увидел её! Или, может, родичу ярла позволено нарушать законы?..

- Не тебе судить о законах, стервятник! - взревел Гунтер, сделав движение к нему. Я затаил дыхание, прикидывая, как бы вырваться из рук, пока разбойники ссорятся. Но тут...

Словно белая молния вырвалась из-за камня, стремительно и беззвучно бросившись на Гунтера. Заслонившись мной, он мгновенно выбросил вперёд руку, подставляя кованый наруч; зубы Гвена лязгнули о железо. В тот же миг щербатый, отшвырнув в сторону принцессу, выхватил из ножен меч.

- Гвен, берегись! - заорал я, но меня опередили. Метательный нож, свистнув в воздухе, вонзился в кисть Мёрфи, сжимающую меч, и клинок, плашмя скользнув по блестящей шерсти на боку Гвена, воткнулся в песок. Вслед за ним, повиснув на мгновение на одной руке, с выступа скалы спрыгнул Лаэг и, перебросив в левую руку свой кинжал, правой схватил рукоять меча.

- Леди, - произнёс он слегка задыхающимся голосом. - Отойдите, пожалуйста, в сторону. - Принцесса мгновенно отскочила от разбойника. - Уходите через пещеру, мы догоним... А ты отпусти его, живо! - приказал он Гунтеру. От неожиданности тот замер, вытаращившись на дерзкого противника, но тут же расхохотался, увидев, кто посмел бросить ему вызов.

- Ещё один сопляк, да ещё и полоумный! Эй, ты, Мёрфи, хватит скулить! - насмешливо прикрикнул он на товарища, который, тихо воя, прижимал к груди раненую руку. - Тебя случаем не устроит смазливый мальчишка вместо девчонки?..

 От хохота Гунтер даже забыл, что нужно отбиваться от Гвена. Который, подскочив сзади, вцепился ему зубами в коленный сгиб. Дико взревев, морской разбойник развернулся, выхватывая из-за пояса боевой топор. Хватки он так и не ослабил, прикрываясь мной, как щитом, и я, задыхаясь, болтался у него на руке, как мокрая тряпка. Топор взлетел, грозя разрубить Гвена надвое, но тут же Лаэг, оказавшись у него на пути, плашмя подставил меч. Лезвие топора лязгнуло по металлу, высекая искры, сокрушая узкий клинок как соломинку, и я инстинктивно зажмурился, ожидая звона переломленной стали. Нет. Выдержал, не сломался, чуть-чуть отведя скользнувшее лезвие в сторону от пса, ловко проскочившего у Гунтера между ногами. Не ожидая такого исхода, разбойник едва удержался на ногах, сунувшись вслед за тяжёлым топором.

Лаэг показывал мне несколько приёмов древнего боевого искусства эльфов, когда воин, больше защищаясь, чем нападая, использует против врага его же собственную силу. Гибким, почти танцевальным движением мой друг развернулся, пропуская Гунтера, и конец его меча прочертил по заду кожаных штанов морского разбойника узкую полоску, тут же набухшую кровью. Не очень больно, но дерзко и оскорбительно.

Гунтер рассмеялся. Всё-таки он был воином.

- Кое-что умеешь, - процедил он сквозь зубы. - Храбрый, щенок... Зачем тебе умирать? Сдавайся! Будешь с нами, на корабле...

Лаэг не ответил, бросив мгновенный взгляд через плечо своего врага. Я услышал быстрый хруст гальки под чьими-то ногами, яростное рычание Гвена и шум борьбы за спиной Гунтера: видимо, к разбойникам подоспело подкрепление. Мне удалось освободить одну руку из тисков Гунтера, и я с внезапной радостью нащупал у себя на поясе ножны со старым отцовским ножом, который разбойники не успели отобрать. Ладно же. Заставив себя забыть железную хватку, перехватившую дыхание, и боль в помятых рёбрах, я резким движением выдернул нож и что было силы ударил им в бок своего врага.

Раздался лязг металла о металл и... звон переломленного лезвия. Пояс у Гунтера был широкий, из толстенной бычьей кожи со стальными пластинами; я же, притиснутый спиной и затылком к его груди, не мог видеть, куда бью, и мой удар не причинил ему никакого вреда, лишь раздразнил, как быка - надоедливая муха. С яростным рёвом разбойник отшвырнул меня в сторону, затылком на скалу, возвышавшуюся в нескольких шагах...

 

Глава 7. СЛОМАННЫЙ МЕЧ.

 

...Наверное, я долго спал, разомлев на солнцепёке, и видел дурной сон. В этом сне я отчаянно стремился прийти на помощь своему побратиму, который яростно, насмерть рубился с кем-то сильным, и силы его ослабевали, - но никак не мог двинуть ни рукой, ни ногой, ни даже проснуться... C трудом разлепив глаза, я поднял голову. И сразу понял, что это не сон. В затылке тотчас проснулась тупая гудящая боль: там, похоже, набухала немалая шишка. Но я мгновенно забыл о ней. Потому что увидел рядом Лаэга.

Он стоял, прижимаясь спиной к толстому древесному стволу, выброшенному на берег штормом и крепко засевшему в расщелине скалы; побелевшие пальцы судорожно стиснули рукоять меча, обломанного почти у самого перекрестья, губы сжаты, глаза с безумством отчаяния смотрят на высящегося перед ним Гунтера. Морской разбойник, довольно ухмыляясь, поигрывал топором, видимо, стремясь сполна насладиться беззащитностью жертвы. Наверное, уловив боковым зрением какое-то шевеление справа, Лаэг метнул на меня дикий взгляд и яростно крикнул, с прорвавшимися злыми слезами в голосе:

- Убирайтесь!!!

То, что произошло дальше, длилось, наверное, несколько мгновений. Но, как бывает в подобных случаях, мгновения эти растянулись в целую вечность. Словно во сне, я видел, как медленно-медленно, отражая слепящий луч солнца, поднимается вверх тяжёлый топор с хищной зазубриной-клювом на обратной стороне лезвия. И так же медленно, по дуге, взмывает ему навстречу рука Лаэга со сломанным клинком...

Мои пальцы непроизвольно впились в землю, захватив горсть рыхлого песка, перемешанного с мелкой галькой. И вдруг, словно настигнутый внезапным озарением, я что было мочи швырнул этот песок в ненавистную физиономию морского разбойника!

Ослеплённый Гунтер на мгновение застыл, остановив в полёте топор. Но Лаэгу хватило и этого мгновения. Чтобы, отведя перекрестьем скользящий удар, нырнуть под локоть своего врага. В следующий миг разбойник с яростным рёвом обрушил топор туда, где только что находилась голова моего названого брата; острое лезвие на два дюйма вошло в посеребрённую морем древесину.

Перекатившись в сторону, я вскочил на ноги. Тело слушалось, хотя каждое движение отзывалось болью в затылке; но обращать на неё внимание не было времени. Ни Гвена, ни Мёрфи, ни кого-либо из разбойников поблизости не было видно. Отбросив ненужную рукоять, Лаэг рванул за руку застывшую принцессу:

- Бежим!

- Где Гвен? - задыхаясь, крикнул я уже на бегу, когда мы оказались на безопасном расстоянии от Гунтера. Впрочем, тому было не до нас: рухнув на колени у кромки прибоя, он плескал и плескал в лицо пригоршни воды, стараясь промыть глаза. Лаэг молча указал на мыс, откуда уже летела, всё увеличиваясь в размерах, белая точка. Следом из-за мыса с криками выскочили ещё несколько головорезов и устремились в нашу сторону.

- Он задержал их, - сказал Лаэг. - Скорее, он нас догонит...

Принцесса первая втиснулась в узкий лаз под нависшей грудой камня; вскоре впереди блеснул свет, и уже в расселине мы смогли перевести дух. Лаэг улыбался и морщился, разминая кисть.

- Чуть мне руку из сустава не вынес этот бородатый громила! - произнёс он возбуждённо. - Ну да ничего, главное - голова цела. Ты-то как, братишка? Твоя, я думал, уже треснула пополам, как спелая тыква!..

- Тыква! - принцесса нервно фыркнула, и я тоже засмеялся, но тут же скрутил этот смех в себе, почуяв подступающие слёзы. Затылок ныл по-прежнему, но перед глазами уже не плыло. Я пощупал набухшую шишку и тоже поморщился.

- Трещит. Но вроде не пополам... Я, похоже, пропустил самое интересное. Я... долго?..

- Не очень, - Лаэг покачал головой. - Тут появился ещё один, видимо, посмотреть, куда делись эти двое. Гвену пришлось с ним разобраться, и мне, честно говоря, было недосуг глядеть, что он с ним сделал. От этого труса с немытой головой толку было мало, он только выл и трясся, а потом как припустится, только пятки засверкали...

- Лаэг, ты... Я просто не знаю, что бы с нами было, если бы не...

Лаэг нервно сглотнул.

- Да брось ты. Братишка, ты даже не представляешь, что ты сделал. Вот меня бы этот верзила точно раскроил пополам, если бы не твой песок... Я его слегка достал пару раз, не заметил? - он гордо усмехнулся и снова ожесточённо растёр запястье. - Жаль меча, но закалка у него была никудышная... Куда?!.. - встревоженно окликнул он принцессу, которая, взобравшись по каменной осыпи, уже протиснулась в узкую щель, за которой брезжил дневной свет. - Простите, леди, но здесь я первый!..

Но было поздно. Лёгкие сапожки принцессы мелькнули в узком проходе, и почти сразу до нас долетел её приглушённый вскрик. В мгновение ока мы оба были уже на вершине осыпи, и Лаэг, держа наготове кинжал, осторожно выбрался наружу; я - за ним, подхватив из-под ног увесистый камень (мой сломанный нож так и остался лежать внизу). Сначала мы никого не увидели, но в следующее мгновение кровь застыла у нас в жилах.

Первой мы увидели принцессу. Точнее - её замороженный взгляд и блеск ножа, приставленного к горлу. Затем - схватившего её разбойника, который шагнул нам навстречу из-за куста облепихи.

«Как он пролез сюда?» - мелькнуло у меня в голове. Разбойник был невысокий, кошачьи гибкий, в кожаных штанах и безрукавке на голое тело, но даже он вряд ли протиснулся бы в пещеру. Но тут же пришла догадка: разбойник пришёл сюда другим путём, взобрался по скалам у мыса, где встал корабль. И наверняка наблюдал сверху нашу схватку с Мёрфи и Гунтером от начала до конца...

Ноги принцессы почти не доставали земли; он держал её, обхватив левой рукой за плечи, правой притиснув к её горлу лезвие отточенного ножа.

- Тише, ребятки, не дёргайтесь, - произнёс он шепелявым полушёпотом. - А то я вашу подружку как куропатку... А ну брось кинжал! - другим, резким голосом приказал он Лаэгу.

Мой названый брат метнул на меня отчаянный взгляд. И... отбросил кинжал в сторону. Я медленно выронил из руки ненужный теперь булыжник. Всё было кончено, и теперь храбрость Лаэга, его благородство, с которыми он пришёл нам на выручку, казались мне бессмысленными и безрассудными. Сложись всё иначе, он мог бы уже скакать во весь опор к замку леди Олвен, уж король поднял бы войско ради спасения любимой дочери, а теперь... теперь о нас никто и не узнает, пока пираты не сожгут и не разграбят деревню за мысом и не возьмут штурмом замок... А мы... ещё до захода солнца мы с Лаэгом будем валяться где-нибудь в сыром трюме, связанные и избитые до полусмерти. А принцесса...

Лаэг будто почувствовал мои мысли.

- Прости меня, братишка, - прошептал он еле слышно, придвинувшись поближе.

- Хватит болтать! - рявкнул разбойник. - Ты, конопатый, снимай свой пояс! - приказал он мне.

- Это ещё зачем? - угрюмо спросил я. Пират усмехнулся.

- Свяжешь руки своему не в меру прыткому дружку, пока он чего-нибудь не выкинул. Потом я свяжу тебя. Да покрепче, я потом проверю!..

- Делай что он говорит, братишка, - одними губами шепнул Лаэг. - Ты знаешь как...

Когда-то Лаэг шутки ради научил меня вязать один хитрый узел: выглядел он очень надёжно, но легко развязывался от резкого рывка. В старину его называли «узел подмастерья»; Лаэг рассказал мне его историю: некий ученик мельника, постоянно притесняемый хозяином, в отместку завязал этим узлом туго набитые мешки с мукой, которые хозяин собрался везти на ярмарку. Когда телега, тяжело нагруженная мешками, подпрыгнула на ухабе, завязки полопались, осыпав мельника густым облаком мучной пыли. Я понимал, что Лаэг надеется, улучив момент, освободить руки, но сейчас мне не очень-то верилось в успех этого предприятия.

- Заткнись, я сказал! - окрысился головорез. - Вздумаете мухлевать, с обоих на корабле шкуру спущу! Пожалеете, гадёныши, что на свет родились! А ты пошевеливайся, ну! - он рывком вздёрнул повыше принцессу, почти без чувств повисшую у него на руках. - Живей, или я убью её!..

Я медленно потянулся к пряжке пояса, пытаясь выиграть время. Если Гвену удалось удрать от разбойников, оставшихся внизу, то сейчас он должен быть уже в пещере. Подоспеть на помощь. Что с ним? Ранен? Убит очухавшимся от брошенного в глаза песка и разъярённым Гунтером? Или, может быть, уводит разбойников мимо пещеры, дальше по берегу?.. Где... Гвен... Гвен!!!

Что-то шевельнулось, метнулось сзади из расселины, едва не сбив меня с ног. Рассудок мигом подсказал разбойнику: такого противника ножом у чужого горла не испугаешь. Скорее наоборот. Закрывшись принцессой, он резко выбросил вперёд руку с ножом, и в тот же миг нога Лаэга стремительно ударила вверх, по кисти, сжимающей рукоять. Нож серебряной рыбкой блеснул в воздухе, перевернулся и вонзился в землю рядом с расселиной, и одновременно Гвен, бросившись, вцепился разбойнику в руку, которой тот прижимал к себе принцессу. Разбойник свирепо выругался, пытаясь отмахнуться, принцесса почти без чувств рухнула у его ног. Через несколько мгновений всё было кончено: наш враг лежал на земле, оцепенело прикрывая лицо окровавленными руками от пса, который, поставив передние лапы на грудь разбойника, грозно рычал при каждом его движении. Белая шерсть на боку Гвена слиплась и потемнела от крови, но, быстро ощупав и осмотрев пса, я с огромным облегчением обнаружил там только длинную, но, к счастью, неглубокую царапину, полученную, видимо, в схватке с разбойниками внизу.

Лаэг брезгливо обшарил одежду разбойника, снял с пояса небольшую, но увесистую гирьку на цепи и пару метательных ножей. Гирьку он, размахнувшись, выбросил в море, метательные ножи сунул себе за пояс. Тот нож, который разбойник держал у горла принцессы, матросский, с рукоятью из рога, мой друг протянул мне:

- Возьми, а то твой сломался. Боевой трофей...

- Может быть, его связать? - осипшим голосом предложила принцесса. Глаза её зло блестели, дрожащими ладонями она осторожно растирала горло: под подбородком краснела полоса с редкими размазанными потёками. - Его нужно судить за посягательство на неприкосновенную... это… особу королевской дочери!..

Я был с ней, в общем-то, согласен, хотя тащить с собой связанного пленника было противно. Но Лаэг покачал головой, тревожно прислушиваясь к тому, что происходило внизу.

- Он нас задержит. Сейчас они будут здесь, надо спешить. Только... - он быстро оглядел лошадей. - Фианн - хорошая лошадь, но ей не угнаться за Утренним Лучом. Леди, - обратился он к принцессе. - Вы сядете с Колином на нашего коня, а я поеду на вашей лошади. Так будет лучше. Хорошо?..

- Я могу ехать на Фианн, - поспешно сказал я. Первый испуг уже прошёл, и теперь мне хотелось хоть чуточку сравняться с Лаэгом. - А ты повезёшь госпожу. Я справлюсь, не бойтесь...

Я быстро взглянул на принцессу: вдруг ей не понравится, что какой-то мужик сядет на её красавицу Фианн? Но, к моему удивлению, принцесса и не думала возражать. Нерешительно взглянула на меня, потом на Лаэга и, вдруг, внезапно покраснев, быстро опустила глаза. Кивнула и передала мне повод. Лаэг испытующе посмотрел на меня и кивнул.

- Давай. В седле тебе сподручнее. Коней у них всё равно нет, так что не догонят, и за госпожу спокойнее... - он подсадил на спину Луча принцессу, вскочил сам впереди неё (та крепко уцепилась за его пояс). - Не бойтесь, леди, у Луча очень плавный ход...

- Я и не боюсь, - принцесса поёрзала, устраиваясь поудобнее. Закинула за плечо растрёпанную светлую косу и, снова потупившись, попросила:

- Зовите меня Нэн.

 

Глава 8. ДВА НОЖА.

 

...Всё-таки мы не успели. Чуть-чуть. Гвен всё ещё стерёг боящегося пошевелиться врага, я уже был в седле, когда заметил краем глаза какое-то движение над обрывом. Дальнейшее слилось для меня в долгий замедленный кошмар: новый разбойник, выбирающийся на край скалы, на ходу выдёргивая из набедренных ножен метательный нож...

- Лаэг, сзади! - завопил я, выхватывая из-за пояса трофейный и, в общем-то, бесполезный на таком расстоянии клинок. Утренний Луч мгновенно развернулся, уводя спину принцессы от летящего в неё ножа, и почти одновременно навстречу ему полетел другой, незаметно скользнувший в ладонь моего побратима из потайных ножен в рукаве. Словно во сне, я слышал, как резко и болезненно вскрикнул рядом Лаэг, за ним испуганно охнула принцесса. Узкое лезвие ударило разбойника в бок, и он, словно споткнувшись на бегу, рухнул и скорчился, обливая кровью примятый вереск, но мне было не до него. Лаэг, с позеленевшим лицом, зажимал рукой левое плечо. По зелёной рубахе стремительно расплывалось бурое пятно. Я увидел расширенные от ужаса глаза принцессы и обмотанную кожаным ремешком рукоять, торчащую между окровавленными пальцами.

Белой стрелой метнулся Гвен, ударил лапами в грудь выбирающегося на обрыв второго разбойника: с жутким воплем тот улетел за край.

Лаэг покачнулся, едва не коснувшись головой серебристой гривы Утреннего Луча, но тут же, собрав все силы, выпрямился, ударил пятками коня и, повернувшись ко мне, яростно заорал:

- Не останавливаться! Уходим!..

* * *

...Справиться с Фианн мне действительно не составляло труда: кобылица была хорошо выезжена. Но с Лучом в быстроте ей явно было не сравниться, и когда эльфийский конь с двумя седоками скрывался из вида за очередным холмом, моё сердце тревожно сжималось, и я нещадно подгонял лошадь: скорее! Скорее!..

Как и следовало ожидать, лошадей у разбойников не было, и, хотя от берега мы ушли не слишком далеко, погони можно было уже не опасаться. Вот оно! - звучало во мне с каждым ударом сердца. Вот оно. Вот и обрушилось то, что нависало над нами подобно козырьку снега, дающему жизнь горной лавине; вот и случилось то ужасное, что я предчувствовал с самого начала, с ночного разговора у перевала Двух Братьев. Тогда, в схватке с разбойниками, страх этот притупился, отступил в тень перед более сильными ощущениями; сейчас я чувствовал его особенно остро, потому что боялся теперь не за себя. Нужно было как можно скорее осмотреть и перевязать рану Лаэга, остановить кровь, убедиться, что жизни моего друга больше ничто не угрожает. Но он будто и не собирался останавливать коня, и мне уже в ужасе начинало казаться, что, распалённый предыдущей схваткой, не чувствуя боли и слабости, он так и будет скакать и скакать, не жалея сил, пока не упадёт с коня и не умрёт от потери крови. На траве мне мерещился кровавый след, и я, задыхаясь от ужаса и бессилия, гнал и гнал лошадь...

...Я увидел их издали, с гребня холма, и сердце, враз оборвавшись, ринулось вверх, под горло, перехватывая дыхание. Принцесса сидела на земле, обхватив обеими руками безжизненно обмякшее тело Лаэга, полулежащего в неловкой позе - так, как соскользнул, исчерпав последние силы, со спины Утреннего Луча. Эльфийский конь стоял рядом и заглядывал хозяину в лицо.

Как я преодолел последнюю сотню ярдов с холма - не помню. «Вот оно, вот оно, вот оно!..» - стучало у меня в висках, когда, надеясь и страшась одновременно, я соскочил с лошади рядом с распростёртым телом моего друга. Подлетел запыхавшийся Гвен, жалостливо поскуливая, облизал Лаэгу лицо.

Принцесса морщилась, жестоко прихватив зубами нижнюю губу, - словно это ей, а не Лаэгу, вошёл в тело широким лезвием метательный нож. Пальцы её намертво впились в плечо моего побратима, прижимая к ключице точащую кровь жилу. И, судя по напряжённой дрожи отставленного в сторону локтя, силы её были на исходе.

«А говорила, что крови боится», - подумал я, но тут же забыл об этом. Перенял неуклюже клонящееся тело Лаэга, помог ей уложить его на землю. Нащупал рядом со слабеющими, липкими от крови пальцами принцессы тонко бьющийся живчик («Живой! Не умер!..»), придавил кулаком, перекрывая ток рвущейся наружу крови. Со стоном оторвав от плеча сведённые судорогой пальцы, принцесса принялась растирать их, яростно и торопливо, давя болезненные всхлипы. На мгновение я обмер от страха, увидев, как рубашка, и без того бурая от крови, тут же набухла новым пятном. Нет. Прекратилось. Однако оба мы - и я, и принцесса - понимали, что долго так продолжаться не может. Нужно что-то делать. Остановить кровь, перевязать рану. И как можно скорее доставить Лаэга к людям. В замке должен быть лекарь, но пока... Я стал лихорадочно вспоминать всё, что знал о ранах. Надо вытащить нож... Нет, наоборот, ни в коем случае, иначе освобождённая кровь, хлынув из раны, унесёт жизнь моего названого брата раньше, чем мы успеем добраться до замка леди Олвен... От этой мысли меня передёрнуло, и я сильнее прижал костяшками пальцев раненое плечо.

Видимо, боль привела Лаэга в себя: он застонал и с трудом разлепил слезящиеся, затуманенные глаза. Запекшиеся губы не слушались его; наклонившись ниже, я разобрал:

- Нож... не вынимайте...

- Да... да... знаю... потерпи немного... - торопливо зашептал я и оглянулся в поисках чего-нибудь, чем можно было пережать пораненную жилу.

- Нужно что-нибудь тугое... валик или узелок, мне говорил Морган, - поспешно подсказала принцесса. Она уже скрутила в плотный ком свои перчатки и обмотала их шёлковым платком, который был у неё на шее: этот узел мы притянули к плечу моим ремнём, пропустив его под мышкой здоровой руки. Получилось так себе, из раны продолжало сочиться, но сильное кровотечение, кажется, прекратилось. Действуя кинжалом Лаэга, я осторожно разрезал липкую ткань вокруг ножа: лезвие глубоко вошло в мягкую плоть между ключицей и подмышкой. Края материи вмялись в тело, и я не стал их трогать. Принцесса, отвернувшись, торопливо рвала что-то у себя под курткой, выдёргивая наружу полосы белого батиста. Он сразу же промок, положенный на рану.

Стиснув зубы, то и дело вздрагивая от боли, Лаэг следил глазами за нашими действиями. Поймав мой взгляд, он попытался ободряюще улыбнуться, но получилась болезненная гримаса.

- Помнишь, как ты остановил мне кровь? - тихо спросил я его, вспомнив наше братание на берегу озера. - Тогда, в седловине... волшебством... Ты можешь опять так сделать?

Он покачал головой.

- Не могу. Слишком мало сил... да и тогда я так... дурачился больше... Какой из меня волшебник? Здесь не растёт белая трава, братишка. Нарви лучше тысячелистника.

- Я нарву, я знаю! - тут же сорвалась с места принцесса. Далеко бегать ей не пришлось: шапки цветов белели повсюду в траве. Набрав полную горсть листьев, она бегом вернулась обратно.

- Столько хватит?

Промытыми из фляжки и размятыми в руках листьями мы осторожно обложили рану вокруг ножа, сверху прикрыли батистовыми лоскутками и кое-как примотали всё это длинными полосками ткани, оторванными от подола моей рубахи и плаща, заодно закрепив нож в неподвижном положении. Эту перевязку Лаэгу удалось перенести молча, но когда он отнял от лица здоровую руку, на тыльной стороне ладони я заметил глубокий вдавленный след от зубов. Его мутило. Влажным платком принцесса обтирала ему бледный взмокший лоб, виски, шею в вырезе рубашки. Он облизнул искусанные бескровные губы и хрипло попросил:

- Пить...

Я поднёс к его губам свою фляжку. Он жадно выпил всё до капли. Спохватился, перевёл виноватый взгляд с меня на принцессу:

- А вы?..

- Там в пути будут ручьи. И речка, - торопливо успокоила его принцесса. Её фляжка тоже была почти пуста.

- Ты можешь сесть верхом? - спросил я, когда он немного перевёл дух и лежал, собираясь с силами. Его голова покоилась у меня на коленях. Ресницы дрогнули, удлиняя тени на висках, покрытых синеватой молочной бледностью.

- Попробую, - он медленно повернул голову, встретившись взглядом с Утренним Лучом. Эльфийский конь стоял рядом, беспокойно заглядывая мне через плечо. Лаэг через силу улыбнулся ему, тихонько свистнул и сказал что-то вполголоса на своём языке. И конь опустился на колени рядом с распростёртым телом своего хозяина.

Осторожно поддерживая Лаэга с двух сторон, мы с принцессой помогли ему подняться. Левая рука его висела как плеть, но правой он с неожиданной силой вцепился мне в плечо, а потом - в гриву Утреннего Луча. Я сел сзади, крепко обхватив моего друга поперёк туловища.

 

Глава 9. НЕЖДАННЫЕ ПОПУТЧИКИ.

 

...Наверное, мне долго будет помниться этот бесконечно длинный путь - несколько миль до замка леди Олвен под предзакатным пылающим солнцем. Лаэг не стонал и не жаловался - он, кажется, действительно не испытывал сильной боли, - но жизнь уходила из него с каждой каплей, что просачивалась сквозь туго затянутую повязку. Жажда мучила его - раза два мне приходилось наполнять фляжку свежей водой из придорожных ручейков. Несколько раз он едва не терял сознания, склоняясь головой на гриву Утреннего Луча, и я следил, чтобы он случайно не задел ножа, но сильнее, чем жажда и эти приступы слабости, меня пугала его всё возрастающая безучастность и сонливость, и какая-то тягучая, словно бы судорожная зевота, накатывающая волнами, как припадки удушья.

Сначала я пытался разговаривать с ним, но мне с огромным трудом удалось добиться от него лишь нескольких односложных ответов. Казалось, огромное напряжение, в котором Лаэг пребывал до недавнего времени, вычерпало его силы настолько, что каждое слово или лишнее движение требовало невероятных усилий, и вскоре мной начала овладевать самая настоящая паника. А может быть, рана всё-таки мучает его, и все силы уходят на то, чтобы скрыть это от нас? Уж лучше бы он плакал, стонал, ругался, всё что угодно, только не это безжизненное молчание... Я едва не сказал это ему, но, покосившись на принцессу, промолчал. Благодаря Лаэгу, уже перешедшему на ступень оруженосца, я немножко был знаком с рыцарским обычаем и знал, что мой друг скорее умрёт, чем позволит себе недостойно выглядеть в глазах дамы. Даже если эта дама - всего лишь растрёпанная перепуганная девчонка неполных двенадцати лет от роду, которую он только что спас из рук злодеев... А тем более, кажется... впрочем, сейчас это не имело никакого значения...

Но чем дольше я следил за ним, тем больше с возрастающей тревогой убеждался, что отнюдь не боль была причиной состояния, в котором пребывал мой названый брат. Что-то другое, более сильное и властное, чем боль, всё больше овладевало обескровленным телом и волей Лаэга, и, осознав это, я вздрогнул, словно ощутив на своей шее холодное дыхание. Мне хотелось закричать, встряхнуть его, растормошить, заставить говорить, смеяться, противостоять этому неведомому и страшному, и, крепче притиснув к себе бессильно клонящееся тело моего друга, я начал торопливо болтать о самых разных вещах, рассказывать какие-то смешные истории, пока до меня не дошло, что я несу полную чушь. Лаэг медленно повернул голову, и я осёкся, встретившись с ним глазами.

- Не бойся, братишка, - еле слышно прошептал он.

- Ты уж держись... пожалуйста... - беспомощно попросил я, сглотнув ком, отчего-то застрявший у меня в горле. Он на мгновение опустил веки и перевёл взгляд на принцессу, ехавшую бок о бок с нами на Фианн. Она молчала, но видно было, что ей тоже очень страшно.

- Ага... я держусь...

- Смотрите! - воскликнула вдруг принцесса, указывая вперёд, на дорогу, где показались фигуры двух всадников. Я успел отметить, что один из всадников был тоньше и меньше другого. Мальчишка?

- Это из замка? - быстро спросил я, подталкивая пятками Утреннего Луча. Принцесса торопливо закивала.

- Это за мной. Дэви и, кажется, Финбар, я отсюда вижу. Ой, попадёт мне... Но ничего. Слава Богу!

Всадники приблизились. Да, действительно - парнишка лет девяти-десяти, щуплый, нескладный, с цыплячьи жёлтой пушистой шевелюрой, примятой синей шапочкой с рыжим петушиным пером. Второй - немолодой уже мужчина, грузный, с добродушным красным лицом, бородой и чёрными курчавыми волосами, обильно тронутыми сединой. На поясе у него я заметил меч в кожаных ножнах.

- Ах, ваше высочество, - укоризненно начал он, подъехав поближе, но тут же замолк, увидев бледное лицо Лаэга и рукоять ножа, торчащую из неуклюже намотанной нами повязки. - Угодники и Пресвятая Дева! Он ранен!..

- На нас напали на берегу, - коротко объяснила принцесса. - Он храбро защищал меня. Остальное расскажу по дороге. Скорее!..

Желтоволосый мальчишка ошарашенно молчал, глядя на нас во все глаза и приоткрыв рот. Но Финбар быстро взял дело в свои руки.

- Дэви, фляжку! - распорядился он, пристраивая своего коня рядом с Утренним Лучом. - И скачи во весь опор в замок, скажи лекарю, что у нас тут раненый, пусть приготовит всё, что нужно...

Мальчик торопливо достал из седельной сумки и передал ему плоскую кожаную фляжку с вином. Вытащив затычку, Финбар поднёс горлышко к губам Лаэга.

- Глотни, паренёк, это тебя подкрепит.

Судя по всему, лекарство это он неоднократно испытывал на себе самом, но Лаэгу, кажется, действительно немного полегчало. Финбар удовлетворённо кивнул, сделал большой глоток из горлышка и протянул флягу мне:

- На, приложись и ты, а то на тебе лица нет...

Вино было крепким и сладким, от него по жилам тотчас разбежался весёлый огонь, а в сердце пробудилась новая надежда. Пальцы опытного воина тем временем распутывали заскорузлый от крови узел повязки на плече моего друга.

- Ну-ка, посмотрю, что вы тут накрутили... Да-а-а... Терпи, парень, - обратился он к Лаэгу и сильно потянул за оба конца, туже стягивая повязку, через которую продолжала сочиться кровь. Лаэг беззвучно взвился, зеленея лицом, голова его судорожно дёрнулась и упала на грудь. Финбар поддержал его за локоть. Привёл в себя крепкими шлепками по щекам и заставил выпить ещё вина.

Принцесса взволнованным полушёпотом пересказала нашему спутнику события последних часов. Услышав, что разбойники собираются напасть на замок, Финбар помрачнел и стукнул кулаком по колену:

- Скверно. Очень скверно. Конечно, с моря к замку подойти трудно, я бы сказал - невозможно, если не знаешь тропок в скалах. Но если они захватят деревню... Предателей там я не знаю, но эти нехристи уж найдут способ развязать кое-кому язык... Осаду выдержать мы сможем, но настоящих воинов в замке мало - одни старики да мальчишки... Сколько их там было? - обратился он ко мне.

- Человек тридцать... а может, и больше, я не считал. Все в доспехах и хорошо вооружены.

- Когда я был наверху... я разглядел в море ещё два паруса, кажется, похожих на тот, с драконом, - слабо подал голос до сих пор молчавший побратим. - Далеко, правда, я не уверен... Вы думаете, они захватят замок?

- Замок - вряд ли, - Финбар покачал головой. - Он хорошо укреплён. Но люди в деревне будут ждать от нас защиты. Народ там мирный - рыбаки да собиратели моллюсков. Жена у меня оттуда родом... Единственное, что мы можем сделать для них - это послать гонца и предупредить - пусть спрячут в скалах женщин и детей. Если ещё не поздно... Но будем надеяться, - добавил он, взглянув на наши испуганные лица. - Болит твоя рана, дружок? - участливо спросил он, заглядывая в лицо Лаэгу. Мой друг полулежал, свесив голову, на холке Утреннего Луча, и спутанные чёрные кудри смешались с серебряными прядями гривы. Повернул бледное осунувшееся лицо и вымученно улыбнулся:

- Терпимо...

- Вот и молодчина. У миледи хороший доктор, он тебя живо на ноги поставит. Таким славным ребятам нельзя долго хворать, девчонки затоскуют, - пошутил он, подмигнув Лаэгу. - Глотнёшь ещё? - протянул он флягу.

 Мой названый брат мотнул головой и молча зарылся лицом в гриву Утреннего Луча.

 

Глава 10. В ЗАМКЕ ЛЕДИ ОЛВЕН.

 

Замок леди Олвен, что вскоре открылся перед нами с вершины холма, на первый взгляд не производил впечатления грозной твердыни. Уютный, маленький, изящный, с круглыми башенками, сложенными из местного серого камня, он казался игрушечным по сравнению, к примеру, с замком Мак-Дауэллов. Но с трёх сторон у подножия стен тянулись лишь узкие каменные тропки, огороженные парапетом, вдоль которого ходили часовые, дальше прямо в море обрывались высоченные отвесные скалы. Длинный мыс, на краю которого прилепился замок, с нашей стороны был ограничен бурным потоком, водопадом низвергавшимся в море, с другой, по словам Финбара, далеко вглубь тянулось мрачное ущелье с обрывистыми стенами. Через поток вёл узенький мостик на каменных опорах; защищать его в случае нужды могла лишь пара лучников с хорошим запасом стрел. В годы правления короля Эдвина Юного, когда предок мужа леди Олвен, отличившийся в памятной битве с северными пиратами, получил эти земли в награду от короля, замок был сторожевым фортом, охранявшим границы королевства от нападения морских разбойников, и на башнях над морем днём и ночью дежурила зоркая охрана.

С тех пор времена сильно изменились, и грозная прежде береговая крепость постепенно превратилась в мирное поместье, которым пожилая графиня правила со спокойным величием и разумностью вдовой королевы. Леди Олвен была стройна, моложава, крепка духом и здоровьем и пользовалась немалым уважением при дворе задолго до того, как её племянница стала женой короля Эдвина (кстати, это она представила ко двору тогда ещё совсем юную сироту-родственницу, выдав её замуж за королевского рыцаря, погибшего потом на охоте в схватке с диким вепрем). Добрая графиня вовсе не чаяла оказаться когда-либо в числе королевской родни, но была несказанно рада счастью племянницы, тем более что брак этот действительно оказался счастливым. Месяц назад королева Гвендолен благополучно разрешилась здоровой девочкой, и у принцессы Анны появилась маленькая сестрёнка.

Кроме Финбара и его сыновей Эльфина и Хью, замок охраняли ещё три опытных воина; помимо них из мужчин, способных держать оружие, рассчитывать можно было лишь на двух молодых конюхов и кузнеца, остальное население замка составляли несколько слуг, состарившихся вместе с хозяйкой, служанки и жёны охранников, пятнадцатилетняя воспитанница леди Олвен, лекарь с помощником и четверо пажей, которых леди обучала придворному этикету, а Финбар с Эльфином - воинскому искусству (желтоволосый Дэви среди них был самый старший).

Как оказалось, именно Дэви леди Олвен поручила сопровождать принцессу в верховых прогулках, и теперь Финбар вполголоса отчитывал её за то, что она сбежала от своего юного компаньона.

- ...Но мне же с ним совсем не интересно, - упрямо оправдывалась принцесса. - Он совсем ещё маленький, и к тому же такой зануда! Там слишком крутая тропинка, здесь колючки, тут леди не велела спускаться... Скакать слишком быстро нельзя - упаду и разобьюсь, подходить близко к обрыву - тоже, собирать ракушки на берегу - ноги промочу...

- Может быть, Дэви и не всегда прав, я согласен. Но вы же знаете, он очень боится, как бы с вами чего не случилось. Ему в первый раз приходится сопровождать… такую высокую особу... И потом, он ведь ещё мальчик, а не взрослый телохранитель, который сможет и спасти в случае чего... А уж под розгу парнишку подводить - и вовсе последнее дело...

Принцесса опустила голову. Мне показалось, что по щекам её пошли розовые пятна - как позапрошлым летом, от земляничного сока. Спросила еле слышно, с виноватой ноткой:

- Разве... леди приказала высечь Дэви?

- Да нет, не леди, - Финбар произнёс это нарочито небрежным тоном - наверное, чтобы ещё больше пристыдить её. - Леди - она добрая. Так, пожурить может, но чтобы посечь - это уж не знаю, как её довести надо... Вот отец у Дэви, наш начальник стражи, - вот у него нрав действительно крутой. И рука тяжёлая. Я уж и то заступался. Не тронь парня, Мадок, говорю, он не виноват, что её высочество опять какая-то муха укусила. А он мне: ему что приказано было? Её высочество стеречь. Не устерёг - пусть пеняет на себя... Сейчас, говорит, не трону, некогда, а вечером... А то вы не знаете?

- Я правда не знала, - тихо проговорила принцесса. Опустила голову ещё ниже, помолчала. Видно было, что ей и в самом деле стыдно. Но тут же упрямо встряхнула растрёпанными косами и сказала капризно:

- Всё равно!.. Я же не виновата, что у Дэви такой отец. Почему я должна страдать? Я уже не маленькая, чтобы всюду ходить с нянькой, я так и скажу леди...

- Вот и говорили бы с леди... А мальчишку вкруг пальца обвести всякий может. Вы же старше его... и умнее, в конце концов. Недостойно, ваше высочество...

- Я уже говорила ей!.. Чтобы дала кого-нибудь другого в провожатые. А она: пусть Дэви приучается. Поиграли бы, говорит, вместе на берегу... Как будто я ребёнок, чтобы играть в детские игры! - обиженно заговорила принцесса. - Мне с Кори интересно. Он столько всего знает... и рассказывает... и про птиц, и про букашек, и про травы всякие... и истории разные из древности про королей, воинов, святых...

Помолчала и добавила, жалобно и сердито:

- А сейчас Кори женился. У него... это... медовый месяц, он уехал путешествовать с женой. Папа его отпустил. А меня сюда...

- Но ведь он вернётся, - сурово произнёс Финбар. - У человека радость, надо же и ему дать передых... Приедет и расскажет, где путешествовал, что видел. А может, и книжку какую напишет, он у вас человек учёный. А Дэви... ему тоже надо приучаться. Думаете, леди всегда нравится с малышнёй возиться? Или нам с Эльфином? Он парнишка-то хороший, только ласки мало видел. И не хлюпик какой - не хнычет, если деревянным мечом попадёт... Вы бы с ним подобрее - глядишь, и он бы держался увереннее, не так боялся, что что-нибудь случится...

- Всё равно мне не нужна нянька! - упрямо сказала принцесса, но уже без прежней уверенности в голосе. Финбар посмотрел на неё и только вздохнул.

Вскоре мы, проехав по мосту над потоком, приблизились к уже открытым воротам замка, и сама хозяйка, высокая пожилая дама с такими же молодыми густо-синими глазами, как и у её племянницы, вышла нам навстречу. Принцесса, соскользнув с Фианн, внезапно всхлипнула и ткнулась лицом в меховую оторочку платья на груди леди Олвен, и та, прижав её к себе, стала гладить по растрёпанным волосам и расспрашивать о чём-то вполголоса, не забывая, однако, зорко наблюдать за происходящим вокруг. Принцесса, глотая слёзы, отвечала ей сдавленным шёпотом.

Мы спешились во внутреннем дворике замка, и за нами со скрипом задвинулись тяжёлые створки ворот. Финбар сам снял с коня едва не теряющего сознание Лаэга и на руках унёс в замок, я попытался последовать за ним, но подтянутый седой человек с аккуратно подстриженной бородкой и холёными белыми руками, одетый в просторную тёмно-синюю хламиду (как оказалось - врач леди Олвен), преградил мне путь:

- Куда?

- Я... мы вместе... я... - я собрался объяснить, что хочу быть рядом с названым братом, но лекарь оборвал меня:

- Нечего тебе там делать. Ты уже сделал всё, что мог, остальное пока не твоя забота.

Но, перехватив мой отчаянный взгляд, добавил мягче:

- Ну, ну, не расстраивайся так. Когда мы закончим, ты сможешь навестить своего друга. Сам-то цел? Это что у тебя такое? - он протянул руку и быстро, но очень бережно ощупал шишку у меня на затылке. - Сознание терял? Голова не кружится? Подойдёшь потом, я смажу и дам лекарство... Ли, инструменты готовы? - крикнул он своему помощнику, долговязому рыжему парню в такой же одежде, как у него.

- Всё готово, учитель! - отозвался парень, почтительно открывая перед ним дверь. Ко мне подошла леди Олвен, уже поручившая принцессу заботам взволнованных женщин.

- Тебя зовут Колин? - спросила она, беря меня за подбородок и заглядывая прямо в глаза. Пальцы у неё были прохладные и очень нежные. - Не бойся, Колин, твой друг в надёжных руках. Ты сейчас пойдёшь вместе с Мэй, - она указала на тихую светловолосую женщину в чистом белом переднике, - она даст тебе вымыться и поесть. А потом придёшь ко мне и расскажешь обо всём, что с вами произошло... Да у тебя кровь? - ахнула вдруг леди Олвен, проведя рукой по слипшимся прядям волос на затылке. Но, внимательно осмотрев ссадину и выслушав мои смущённые объяснения, облегчённо вздохнула:

- Ничего страшного. Не стоит беспокоить доктора, я сама смажу... Финбар, возьмите кого-нибудь из людей и отправляйтесь в деревню, - обратилась она к нашему провожатому. - Лучше Лэйна или Хью, Эльфин нужен здесь. Мадок уже послал дозорных на башни и на мост. Дэви, ступай на голубятню и скажи, чтобы приготовили самого быстрого голубя для отправки письма королю и ещё двух - Мак-Дауэллу и Мак-Дугалу. Я сейчас сама напишу. Да пришли всех мальчиков к Эльфину, скажи, что я велела дать вам всем поручения. С башен-то вы наблюдать сможете... Хорошо...

И леди Олвен торопливо удалилась, продолжая отдавать по пути распоряжения. Я пошёл вслед за Мэй, продолжая думать о том, что делают сейчас с Лаэгом доктор и рыжеволосый Ли. Я лет в девять распорол себе ногу, наткнувшись на острую корягу, и лекарь из соседней долины зашивал мне рану толстой кривой иглой. Было жутко больно, и, хотя я крепился изо всех сил, слёзы лились сами собой, как вода... Сейчас я бы с радостью вытерпел и худшее, если бы только можно было взять на себя часть страданий, выпавших на долю моего друга. Но любая боль рано или поздно проходит, о ней даже и не помнишь...

На какое-то мгновение страх нахлынул с новой силой, ожёг до леденящего пота, до мурашек на спине: а что если Лаэг умрёт?! Но, разомлев от тёплой ванны и вкусной еды, убаюканный журчащим голосом Мэй и других служанок, сочувственно охающих и причитающих надо мной, я постепенно убедил себя в том, что рана моего побратима не так уж и опасна, и врач с помощником сумеют сделать всё, чтобы поскорее исцелить его. И когда в новенькой чистой рубашке, которую дала мне Мэй, я снова предстал перед хозяйкой замка, я был уверен, что самое страшное уже позади.

Графиня Олвен первым делом смазала какой-то густой, смолисто пахнущей мазью шишку на моём затылке и заставила выпить стакан разведённого водой вина, куда она предварительно накапала какого-то лекарства из флакончика, а потом усадила на скамеечку напротив своего кресла и принялась расспрашивать. Слушала она внимательно, время от времени кивая (принцесса ей уже всё рассказала). Ахать и ужасаться, подобно своим служанкам, старая леди не стала, и вообще выглядела на редкость спокойной, но я всё время ощущал на себе её тревожный и участливый взгляд - как прикосновение ладони ко лбу во время болезни.

Когда я окончил свой рассказ, графиня поинтересовалась, не нужно ли известить наших родных о том, что мы находимся в её замке. Я ответил, что в ближайшие несколько дней о нас никто не будет беспокоиться, а когда Лаэгу станет немного лучше, я сам поеду к его отцу и расскажу о случившемся, - и, поблагодарив леди за помощь и гостеприимство, спросил, могу ли я быть чем-либо полезен при обороне замка. Я умею стрелять из лука и хорошо вижу в темноте, и с башни сразу же разгляжу приближающийся корабль...

Однако леди Олвен ответила, что в этом пока нет нужды. Финбар и Хью отправились в деревню организовывать оборону среди рыбаков, на башнях дежурят пажи и дети слуг, а Мадок с воинами охраняют мост и обходят дозором замок. Так что сейчас я могу отдыхать и набираться сил до той минуты, когда на счету будет каждый человек...

- А как же Лаэг? Я могу его видеть? - спросил я. Леди Олвен сказала, что пока не знает, закончилась ли операция, но как только станет что-то известно, она распорядится, чтобы послали за мной. Пожилая служанка отвела меня в комнату, где была приготовлена постель и на низком столике, рядом с двумя глиняными кувшинами и блюдом, заполненным мелкими ранними яблоками, уютно горела свеча. Но едва я осторожно присел на краешек мягкого ложа, в дверь заглянул рыжий помощник доктора и сказал, что я могу навестить своего друга. Вид у него при этом был какой-то удручённый, и, уже чуя беду, я с колотящимся сердцем последовал за ним.

Идти пришлось недалеко, Ли толкнул какую-то дверь почти сразу за поворотом. Лаэг, очень бледный, лежал в постели в небольшой комнате, ярко освещённой светом свечей и масляных светильников (за окнами уже стемнело). Глаза его были плотно закрыты, и меня полоснуло ужасом при виде резко осунувшихся черт лица моего друга. Но одеяло на груди едва заметно приподнималось в такт дыханию, и я тут же постарался успокоить себя. Быть может, Лаэг просто спит? Ведь он так устал и, наверное, измучился во время операции... Врач леди Олвен в углу комнаты взвешивал на маленьких весах какие-то травы и смешивал их в ступке, тщательно перетирая. Я посмотрел на него с отчаянием и надеждой.

- Он без сознания, - негромко сказал врач. Лицо у него было усталым. - Очень большая потеря крови. Вы сделали всё правильно, но нож задел крупный сосуд, и во время операции открылось кровотечение...

- Он... он будет жить? - еле слышно проговорил я. Лекарь задумчиво пощипал аккуратную седеющую бородку.

- Всё в руках Божьих. Мужайся, дружок. Шансов не так много, но будем надеяться. Организм у него крепкий и сильное, я бы даже сказал, на диво сильное сердце... Так что сдаваться рано.

- Я останусь с ним... всю ночь буду сидеть... ухаживать. Вы скажите, что нужно... - сказал я сдавленно, не спуская глаз с неподвижного лица названого брата. Что такое «организм», я не знал, но мне понравилось, что он сказал про Лаэга «сильное сердце».

- Э, нет! - доктор шагнул ко мне и, взяв за плечо, мягко, но решительно повернул лицом к себе. - Этого я тебе как врач не позволю. Уход за ним хороший, а тебе необходим отдых... Знаю, что леди дала тебе лекарство, она тут только что была... Ты получил сильный удар, потерял сознание... возможно небольшое сотрясение мозга... К тому же нервное напряжение...

 «Подумаешь...» - чуть не сказал я, но только пожал плечами. Хотя я чуть не валился с ног от усталости, больным я себя не чувствовал. Голова действительно слегка гудела после удара, и ещё к этому примешивался неприятный звон в ушах. Вполне терпимо, если не прислушиваться к ощущениям. Тем более что до сих пор я просто не обращал внимания...

- Но... я уже здоров, - запротестовал я. - Пожалуйста, позвольте мне остаться... - Доктор смотрел на меня строго и участливо, и я с каждым своим словом ощущал себя всё более ненужным, маленьким ребёнком, который путается под ногами у старших, и все доводы, которые казались мне правильными и неоспоримыми, вылетели у меня из головы. Я старался говорить твёрдым и уверенным тоном, но голос предательски сорвался, и я закончил совсем тихо, с умоляющей, писклявой ноткой: - ...Я вас очень прошу...

- Нет, - ещё раз сказал врач, наклонившись и заглядывая мне прямо в глаза. - Ну посуди сам, чем ты сейчас можешь помочь своему другу? Ты только надорвёшь себе сердце и сляжешь сам, именно тогда, когда нам понадобятся все силы для обороны. Поверь мне, такие удары иногда могут иметь серьёзные последствия, а сон - лучший лекарь... Или голова у тебя болит? Ли, дайте мальчику снотворного...

- Не надо, - я хмуро мотнул головой. Доктор почему-то вздохнул и опустил ладонь на мою макушку.

- Ступай, - сказал он уже мягче. - Если ты будешь нужен, тебя позовут...

 

Глава 11. БЕГСТВО ИЗ ЗАМКА.

 

Я вернулся в свою комнату. Зажёг погашенную свечу и лёг, не раздеваясь, на постель поверх одеял, но спать я не мог. Перед глазами стояло белое лицо Лаэга с заострившимися, словно вылепленными из воска чертами, и звенело, тонкой болевой стрункой билось в самой сердцевине груди ощущение беды, как отчаянный зов откуда-то издалека, и я мучился, в бессилии сжимая кулаки.

Врач леди Олвен сказал - нужно ждать. Если сильное сердце Лаэга справится со смертельной немощью, если помогут целебные снадобья, которыми напоили моего друга перед тем, как он окончательно ушёл в забытье, лекарь с помощником, и от которых в истощённых жилах начнёт прибывать свежая кровь... Если душа его, измученная телесными страданиями и всей тревогой и страхом прошедшего дня, выдержит схватку со смертью, не покинет обессилевшее тело... Мой брат очень сильный, я знаю. Но он так устал сражаться сегодня - сначала с морскими разбойниками, потом с болью и растущей слабостью, из последних сил стараясь держаться, успокаивая нас и ободряя, как малых детей... И я чувствовал, что Лаэг борется и сейчас, изнемогая и теряя остатки сил в яростной и одинокой схватке. Отчаянный крик о помощи беззвучно отдавался в глубине моего существа, и я слышал этот зов, но не знал, как прийти на помощь. Если бы можно было сесть рядом и, взяв за руку, перелить названому брату свою жизнь и силу для борьбы с болезнью! Я бы и кровь ему отдал, всю до капли, если бы мог, ведь кровь у нас одна...

 Но что-то ещё в глубине души свербило, тревожило, не давало покоя почти с того самого момента, как мы оказались в замке. Я обвёл глазами комнату, и вдруг вспомнил. Гвен! Я попытался вспомнить, когда в последний раз видел пса. Когда мы встретили Финбара и Дэви, он был с нами, даже бросился с лаем им навстречу. А вот когда проезжали мост... когда из ворот выбежали люди и началась суета... Я привык не беспокоиться о Гвене, умный пёс мог сам о себе позаботиться, но... тем более он не должен был потеряться, подобно несмышлёному щенку... Как я мог забыть о нём! Быть может, он не успел заскочить в ворота прежде, чем они закрылись за нами, и теперь бродит где-нибудь вокруг замка, пытаясь найти вход? А может, побежал на конюшню, куда отвели Утреннего Луча, или встретил других собак, например, свою дочь Фанд?.. Очень не похоже на Гвена бросать хозяина в такой трудный час... А вдруг кто-то из воинов, охранявших замок, подстрелил его, в темноте приняв за волка?..

Я вскочил с постели и вышел в коридор. Если Гвен в замке, я найду его, а если нет - по крайней мере расспрошу охранников и слуг... Если он жив, он обязательно найдёт меня, здесь или дома, в долине... Если жив... Мне не хотелось думать о худшем. Достаточно было и того, что мой названый брат лежал раненым, в беспамятстве, и мог не выдержать жестокой схватки со смертью. Но о худшем всё равно думалось, причём в таких вариантах, что мыслить об этом дальше было совершенно невыносимо...

Не дойдя до поворота, я услышал негромкий разговор двух голосов и невольно замедлил шаг и прислушался. Говорили врач леди Олвен и его помощник, но слов было не разобрать, и я стал тихонько подкрадываться ближе: вдруг удастся услышать что-то про Лаэга?

До меня не сразу дошёл смысл обрывка фразы, отчётливо произнесённой доктором: «...не доживёт и до утра». Сердце стукнуло и забухало тяжело и медленно, как таран в дубовые ворота. Нет. Это неправда. Это не про Лаэга. Я не хочу!!!..

На самом деле я не закричал. Прижался к стенке, вдавившись затылком в холодный шероховатый камень, стиснул кулаки. Скрутил себя отчаянным усилием и, унимая тяжёлые удары сердца, заставил слушать дальше:

- ...Мне тоже очень жаль, Ли, но это так (Это доктор). Мальчик обречён. Я вообще удивляюсь, как ему удалось столько протянуть. С такой потерей крови он должен был умереть почти сразу.

- Но если он жив до сих пор, может быть, есть ещё надежда? (Взволнованный голос рыжего помощника). Вы же сказали его другу...

- Что я сказал, Ли? Парнишка и сам натерпелся, не стоило расстраивать его раньше времени. Тем более что я... тоже надеялся... несмотря ни на что. Вы щупали его пульс? А эти тени на висках... этот оттенок кожи... Поверьте, Ли, у меня достаточно опыта, чтобы научиться распознавать эти признаки.

- Мы не можем дать ему погибнуть... так просто... Принцесса рассказала леди, с какой отвагой этот мальчик, почти ребёнок, сражался там, на берегу... Весь замок только об этом и говорит. В это легко поверить, если вспомнить, как он держался, пока не потерял сознания. Не всякий взрослый воин способен на такое мужество...

- Взрослые воины проявляют мужество в бою, когда избыток кипящих гуморов ударяет им в мозг, заставляя не чувствовать ни страха, ни боли. Потом они бледнеют от одного только вида иглы или ланцета... Что и говорить, мальчик великолепен. И он бы несомненно выжил, если бы не кровотечение, что открылось во время операции... Видит Бог, я сделал всё, что от меня зависело, - в голосе врача звучала безмерная усталость.

- Я читал, что какой-то из царей древности, чтобы сохранить молодость, велел перелить себе в жилы кровь новорожденных младенцев. Мы не Ироды, чтобы убивать младенцев, но... если бы мы могли... я поделился бы с ним своей. Хотя бы из любви к науке.

- Я тоже... если бы это могло что-то изменить. Нет, Ли, такие опыты люди проделывали и раньше. Чаще всего это не давало должных результатов, пациенты гибли... И потом... как вам известно, леди чрезвычайно набожна, а такие вещи всегда, я бы сказал... на грани... Да, кстати, думаю, было бы разумно послать за священником. Если, конечно, наш юный герой... м... м... исповедует христианскую веру.

- У него на шее медальон с образом Святой Девы. Несомненно, он крещён... но, если хотите, можно спросить его друга...

 Я знал, что на груди, под рубашкой Лаэг всегда носит маленький серебряный медальон на длинной цепочке, на одной стороне которого было выбито изображение Божьей Матери с младенцем, на другой - полустёршийся герб с трилистником и замысловатым вензелем внизу. Как-то раз он забыл снять медальон, когда мы купались в озере, открыл его, чтобы просушить, и, странно волнуясь, показал мне свёрнутое внутри шелковистое колечко светлых волос. Я знал также, что для моего друга эта реликвия была памятью о матери, юной ирландской баронессе, ставшей женой Брана и умершей, когда сыну не было и года, но теперь, услышав разговор врача и его помощника, вдруг со страхом подумал: а что если Лаэг действительно умрёт? Куда отправляются эльфы, если они погибают в бою или умирают от ран: в рай или в ад? Или вообще в какое-то иное, неведомое смертным место? Лаэг - эльф только наполовину, но до сих пор он жил вместе с эльфами, служил эльфийским владыкам и... я вспомнил, что никогда прежде мы с Лаэгом не говорили о вере. В какого Бога верят эльфы, успела ли смертная женщина, родившая Лаэга, тайком или с ведома Брана окрестить его в ближайшей сельской церквушке? И что значит для него самого священный образ, выбитый на медальоне? Или это просто картинка, портрет, быть может, напоминающий ему облик матери?

Ответа на все эти вопросы я не знал. Как не знал и того, что может ждать моего названого брата за порогом смерти. На фресках, украшающих церковные стены, я видел голых, грубо намалёванных грешников, которых черти (все почему-то с длинными, изогнутыми, как ухват, козлиными рогами) варили в больших закопчённых котлах и, подвесив вниз головой, терзали железными вилами. Я понимал, что именно это ожидало Лаэга, если он не был крещён, но - Лаэг, лучший на свете друг, светлый, умный, самоотверженный Лаэг, с его весёлым бесстрашием, тонким точёным лицом и ясной улыбкой, - и эти мерзкие бесы, скорее уродливые, чем страшные, - нет, представить это было совершенно немыслимо. Эта мысль ужаснула меня ещё больше, чем перед этим - слова доктора о том, что Лаэг должен умереть этой ночью, и я застонал про себя, крепче стискивая кулаки, так что ногти впились в ладони.

Наш сельский священник как-то (когда я только-только впервые познакомился с королём и королевой эльфов) обронил непонятную мне тогда фразу о том, что у Господа есть разные пути для спасения Своих чад. Теперь эти слова, неожиданно всплывшие в памяти, поселили в моём сердце капельку надежды. Ведь не может же быть, чтобы у Христа не нашлось средств для спасения того, кто сам сегодня жертвовал жизнью ради нас. Не может. Такого просто не должно быть. «Помоги ему, Боже, Боже милосердный!!!» - отчаянно взмолился я. Краем уха я слышал, как что-то говорили ещё доктор и Ли. Кажется, Ли спрашивал, не стоит ли разбудить меня, чтобы дать попрощаться с другом. Голоса звучали как сквозь пелену, и я не сразу расслышал ответ врача:

- ...Не стоит. Пусть отдыхает... пока. Он всё равно без сознания... вряд ли возможно проститься как следует... мы позовём его, когда будет нужно. Я распоряжусь, чтобы послали за монахом из часовни... если это возможно сейчас. У меня что-то сердце прихватило, я хотел бы немного прилечь... Позовите меня, если вам покажется, что... впрочем, вы знаете...

- Если начнётся агония. Знаю. И всё же, учитель, мне кажется, мы должны попробовать сделать ещё что-то. Если мальчик жив до сих пор...

- ...То только благодаря невероятно крепкому организму и... чему-то, что я до сих пор не могу объяснить. Люди не так умирают в подобных случаях. Как будто что-то держит его душу в теле вопреки всякой логике... Но мы с вами учёные, Ли, и должны опираться на факты, а не на мистику... Вы приготовили тот отвар? По книге Галена?

- Да, господин, он на столике. Уже остыл.

- Вливайте по ложечке, понемногу, сколько сможете. Если этот состав не поможет, тогда не поможет ничто. Но он не поможет. Слишком поздно... Я оставлю вас, Ли...

- Да, учитель... Спокойной ночи, учитель, - мне показалось, что в голосе Ли прозвучала плохо скрытая горечь и разочарование. Шаги удалились, скрипнула дверь, закрываясь за помощником доктора. И вот тут-то до меня долетел сзади тихий вздох, похожий на всхлип, словно кто-то долго сдерживал готовые прорваться слёзы. Я обернулся и увидел принцессу.

Она стояла рядом, прислонившись к стене и зажав рот ладонью, в глазах её, широко распахнутых и до краёв налитых ужасом, дрожали слёзы. Я не заметил, как она подошла, но ясно было, что услышать она успела достаточно. Внезапно, вцепившись в мою руку, она поволокла меня в какую-то нишу с узким и высоким окном, и там уже разрыдалась, почти беззвучно и отчаянно, размазывая по лицу слёзы. Появившаяся откуда-то Фанд тихо заскулила, не зная, как помочь хозяйке. Опустившись на колени, принцесса обхватила руками шею собаки и зарылась лицом в её шерсть, вздрагивая всем телом. Я молчал, ощущая странную пустоту в груди, словно вместе с Лаэгом от меня уходило нечто, чему я до сих пор не знал названия, но что составляло неотъемлемую часть меня самого. Словно умирал я сам. Скажи мне сейчас кто-нибудь, что я должен буду до рассвета расстаться с жизнью, это не произвело бы сильного впечатления. Слёз не было, и боли я тоже не ощущал, а может, такая боль просто не сразу достигает чувств, чтобы затем обрушиться, подобно горной лавине, сминая, корёжа, в клочья раздирая душу... Принцесса подняла на меня блестящие от слёз глаза.

- Что нам делать, Колин? - дрожащим голосом спросила она, прижимая к себе голову собаки. Фанд, молотя хвостом и поскуливая, суетливо слизывала с её щёк солёные слёзы. - Он не должен умереть. Он спас нас всех... Он не умрёт... такой смелый, такой благородный... Я не хочу, я...

Я молчал, глядя на противоположную стену, где мерцал, мигая угасающим фитильком, одинокий светильник, бросая слабые отсветы на камень стен, на узкий переплёт окна, на склонённую голову принцессы. Что-то ярко вспыхнуло в её волосах, отражая неверный свет светильника, искра бледно-лилового пламени, и мгновенный этот луч, ослепительно полыхнувший во тьме, пронзил меня внезапной надеждой. Я вспомнил!

 Сходство было небольшим, но я тут же вспомнил, как сверкали, дробясь разноцветными бликами в струях водопада, самоцветы в подземном дворце короля эльфов; такие же фиолетовые, как разбавленное вино, кристаллы украшали гребешок или заколку, удерживающую на затылке волосы принцессы, теперь аккуратно причёсанные. Но, впрочем, разглядел я это потом.

Волшебный источник не может возвратить жизнь мёртвым, но ведь Лаэг-то ещё жив! Я отвезу его в Зачарованные скалы, и эльфы спасут его, залечат раны, вольют новые силы в обескровленное тело, только надо успеть. Накануне мы не слишком торопились и к тому же сделали немалый крюк, поднявшись в седловину. С берега, где мы повстречали пиратов, вершины Двух Братьев не были видны, отсюда же, с верхнего этажа замка, их контуры отчётливо вырисовывались на горизонте. Гора была нашим союзником, она приветливо маячила, манила, высилась вдалеке твёрдым оплотом надежды... Отсюда напрямую, через перевал, а там уже рукой подать. Утренний Луч помчится быстрее ветра, спеша доставить хозяина домой. Только бы выдержало утомлённое неравной схваткой со смертью сердце Лаэга, не угасла на ветру едва теплящаяся искра его жизни...

А если я не успею, и Лаэг умрёт у меня на руках там же, на ночной безлюдной равнине, озарённой холодным светом луны?.. При этой мысли всё во мне сжалось, и мне захотелось убежать в свою комнату, забиться в угол, натянуть одеяло на голову. Нет, нет, я этого не выдержу! Я же сойду с ума, я умру вместе с ним, если поеду... ведь Лаэг не вынесет этого пути. Я просто убью своего брата... не прощу себе... Быть может, он выживет и так. Может быть, поможет то снадобье, приготовленное помощником врача... Нет, это просто моя трусость. Я трус... Жалкий трус, который в решительную минуту думает только о себе. Сколько раз сегодня Лаэг рисковал жизнью ради нас? И потом... разве у нас есть другой выход?

«Нет, нет, не могу!.. - снова зашёлся отчаянным плачем ребёнок, хнычущий внутри. - Я же не выдержу. Я сойду с ума, я... я...»

Принцесса всё ещё плакала, обнявшись с собакой, и камни в её гребне мерцали, как кристаллы в пещере...

- Принцесса Анна! - вполголоса окликнул я её. - Нэн...

Она подняла голову, глядя на меня тусклым, незрячим взглядом.

- Слушай, - произнёс я раздельно, стараясь, чтобы мои слова дошли до её разума. - Я знаю, что делать. Мы должны отвезти Лаэга домой, в Зачарованные скалы. Эльфы смогут его спасти, если... если только мы успеем. Должны успеть. У них есть волшебный источник, который заживляет раны. Я знаю. Только надо быстрее, чтобы никто не задержал... Ты сможешь вывести нас из замка?

Похоже, последнего вопроса принцесса так и не услышала. Она вскинула на меня полные слёз глаза, но теперь сквозь отчаяние там светилась робкая надежда и изумление.

- Значит... Лаэг - эльф? - срывающимся шёпотом спросила она. - Доктор сказал, что не знает... как он до сих пор жив... Значит, поэтому?..3

Я кивнул.

- Да. Он оруженосец и родич короля эльфов, значит - и ваш тоже. Но эльфы тоже умирают от ран, поэтому медлить нельзя. Нас выпустят из замка, если я скажу, что хочу увезти Лаэга к родным?

- Вряд ли, - она с сомнением покачала головой и наморщила лоб, лихорадочно что-то соображая:

- В замке осадное положение, значит Мадока просить бесполезно... А леди... я даже не знаю. Она может спросить совета у доктора, а доктор скажет... он скажет, что Лаэга лучше не трогать. Что он... - её голос дрогнул и сорвался, но она закончила сдавленным шёпотом: - ...не переживёт этой дороги.

Я молча кивнул, чувствуя, как холод внутри становится сильнее. Лаэг действительно мог умереть по пути в Зачарованные скалы. Но я хорошо помнил и разговор врача со своим помощником, и, вспоминая так испугавшую меня восковую неподвижность его лица, я понимал, что доктор, скорее всего, был прав. И вряд ли поможет эльфийская кровь, сохранявшая жизнь моего друга до нынешнего часа... Если даже удастся убедить леди и доктора, на это может уйти слишком много времени. Лучше не рисковать. Я слышал, что в любом замке есть тайные ходы, через которые в случае необходимости может выбраться гонец с посланием. Может быть, даже и верхом на лошади. Я спросил об этом принцессу.

- Некоторые я знаю, но их все охраняют. К тому же их хорошо видно с башен, там тоже охрана. Есть, правда, один ход, через конюшню. Он выходит в ущелье и его не видно. Только там конюхи...

- Их можно как-то уговорить... или отвлечь на время?

- Вряд ли. Мадок отдал строгий приказ - никуда не отлучаться. У леди Олвен бывает бессонница. Я знаю, где она хранит своё сонное снадобье... Оно ничем не пахнет. Если подсыпать в еду или питье...

Я кивнул.

- Хорошо. Ты сможешь это сделать?

- Я пошлю Дэви. Он только что сменился с башни. Они могут заподозрить... если я сама. Я велю... он отнесёт и скажет, будто от леди...

«И получит очередную взбучку от отца», - мрачно подумал я. Но другого выхода не было. Я спросил, чтобы развеять последние сомнения:

- Он не скажет никому? Такой цыплёнок... Забоится ещё... ну... что от отца влетит... Может, найти кого-то другого?

Принцесса покачала головой, перебирая пальцами шерсть на загривке Фанд.

- Дэви никому не скажет. Его леди приставила служить мне, и он будет мне верен. Ты не думай, он упрямый, хоть и маленький.

- Ещё этот... Ли, кажется. Он не может нам помочь?

- Не стоит ему говорить. Он хороший... но он во всём слушается доктора. Лучше не рисковать. Мы отвлечём его, скажем, что его зовёт доктор... или леди. Ступай к себе в комнату и жди... Я запру Фанд, чтобы не мешала. У тебя там есть кувшин с пивом или вином?

- Не знаю. Какие-то кувшины вроде видел… Я не пробовал.

- Хорошо. Я скоро...

Я вернулся к себе в комнату и стал ждать. Наверное, ждать пришлось недолго, но казалось, прошла целая вечность, прежде чем раздался осторожный стук и в дверь тихо проскользнула принцесса и за ней - желтоволосый Дэви со склянкой в руках. Вид у «цыплёнка» был испуганный. Сегодня вечером Мадоку явно не до сына, но вряд ли суровый отец забудет об обещанном наказании... Принцесса заглянула в оба кувшина, стоящие на столике, взяла один, понюхала содержимое.

- Эль. То, что нужно, - она забрала у Дэви склянку (руки его заметно дрожали), откупорила. В руках её появилась маленькая серебряная ложечка.

- Дэви, ты ведь служил леди Олвен в её покоях. Сколько порошка она принимает, когда хочет уснуть?

- П-половину ложечки, - запинаясь, произнёс Дэви. С лица его на глазах начали сходить краски. - Что... что вы хотите делать?

- Половину... значит, для большого сильного мужчины нужно целую, - не обращая внимания на его вопрос, пробормотала принцесса. Решительно всыпала в кувшин две полные ложечки, подумав, добавила ещё чуть-чуть, размешала. Отыскались в комнате и два глиняных стакана. Принцесса поставила всё это на поднос и сунула в руки оторопевшему Дэви.

- Отнеси на конюшню. Скажи, что от леди. Быстро!

- За-зачем?.. - Тощие веснушчатые пальцы не слушались Дэви, стаканы на подносе угрожающе задребезжали. Глаза его стали совсем круглыми от страха и недоумения. - Я... я не могу... леди приказала... это обман... узнают...

- Я кому сказала! - топнула на него принцесса. Я забрал у Дэви поднос, поставил на столик. Взял мальчишку за костлявые плечи и хорошенько встряхнул.

- Дэви, - заговорил я как можно ласковее. - Пойми, мы не хотим ничего плохого. Нам нужно выбраться из замка, как можно скорее. Нас не выпустят, если узнают. Мы должны спасти моего друга, которого ранили на берегу. Он умрёт, если останется здесь до утра, я отвезу его туда, где его смогут вылечить. Мы с Лаэгом как братья... Он тоже был пажом, как и ты... совсем недавно. Дэви, только ты можешь нам помочь. Дэви, я знаю, у тебя очень строгий отец, но мы всё объясним потом ему и леди. Мы будем очень просить... чтобы тебя не наказывали. Дэви, он тоже пострадал сегодня... ради её высочества... Ты ведь тоже храбрый... ты не побоишься нам помочь. С конюхами ничего не случится, они просто уснут ненадолго... а ты пока посторожишь дверь. Пожалуйста, Дэви...

Серо-зелёные глаза мальчишки постепенно стали принимать осмысленное выражение. Он приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, но только судорожно набрал воздуха и кивнул.

- Вот и хорошо. Молодец, - похвалил я его. Сунул ему в руки поднос и поспешно выпроводил за дверь.

Потянулись тягостные минуты ожидания. Мы молчали. Принцесса грызла ногти и то и дело бросала отчаянные взгляды на дверь. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в дверь тихонько постучали и в приоткрывшуюся щель просунулась жёлтая голова Дэви.

- Спят? - разом кинулись мы навстречу ему. «Цыплёнок» жалобно и виновато улыбнулся.

- Не знаю. Выпили. Звали меня, но я сказал, что отец не велел. Ох, будет мне... Леди, а правда...

- Ладно, - перебила его принцесса. - Должно подействовать. Сейчас вы с Колином пойдёте к Ли, и ты скажешь, что его зовёт доктор, а вы побудете с раненым. И постарайся, пожалуйста, чтобы он тоже ничего не заподозрил, не то я сама тебя выпорю. Ясно?

Дэви обиженно вскинул глаза, но только молча кивнул. «Зачем она так?» - с досадой подумал я, но принцесса и сама, кажется, почувствовала неловкость. Через силу, одними губами, я улыбнулся мальчишке и, взяв его за плечо, легонько подтолкнул к выходу:

- Пошли. Скорее...

- Ты не обижайся, - неловко сказал я ему, когда мы вышли в коридор. - Она же не со зла...

«Цыплёнок» еле заметно дёрнул щуплым плечом:

- А я и не обижаюсь...

- Ты прости, если что... Ты вот что, Дэви... - мне было совестно поучать мальчишку, но просто корёжило от его забитости и покорности. - Ты знаешь... иногда не вредно и характер показать... Твой отец - воин. Он сам тебя больше будет уважать...

Дэви медленно повернул ко мне лицо, чуть удивлённо хлопая длинными белёсыми ресницами.

- Да я пытаюсь... иногда, - шёпотом произнёс он и опустил глаза. - Только не всегда получается...

- Ничего. Получится ещё, - сказал я, тоже шёпотом. Поймал тонкие, отчего-то холодные пальцы мальчишки, легонько сжал в ладони.

- Ну, всё. Давай...

Мы стояли уже у самой двери. Дэви снова метнул на меня чуть испуганный взгляд. Осторожно постучал.

- Кто там? - раздался почти сразу же приглушённый дверью голос Ли.

- Доктор сказал, чтобы вы... немедленно пришли к нему. Мы пока присмотрим...

- Хорошо, - послышались торопливые шаги, и рыжий помощник лекаря с удивлением уставился на меня, видимо, не ожидая увидеть здесь. - Ты? Ну что ж, тем лучше, - широко шагая, он прошёл по комнате к кровати и поднял с небольшого столика глиняную чашку с буроватой жидкостью, пряно пахнущей травами. - Смачивайте ему губы и вливайте по ложечке, только осторожно... Я скоро.

Он выбежал из комнаты. Едва быстрые шаги затихли за поворотом по направлению к лестнице, в дверь проскользнула принцесса.

- Ну что?..

Лаэг лежал всё так же неподвижно, и запрокинутое лицо его с заострившимися чертами в тусклом свете светильника казалось совсем белым, но у ноздрей, на верхней губе слабо трепетала пролитая лекарем капелька снадобья, обозначая дыхание. Я мельком покосился на чашку, и меня снова обожгло сомнением: не напрасно ли? Руки Лаэга покоились поверх одеяла, и ногти левой, раненой руки отчётливо отливали мертвенной синевой. Я осторожно взял его правую руку, нащупывая слабо трепещущий живчик, и меня остро, мучительно пронзила жалость: я легко мог обхватить это запястье двумя пальцами. Сейчас мой сильный и отважный старший брат выглядел просто беспомощным подростком, измученным тяжкой болезнью, и я, чувствуя подступающие слёзы, с горестным состраданием отмечал невольно все трогательные, беззащитные черты: и тонкие пальцы с удлинёнными лунками ногтей, и синеватые веточки жилок, и младенчески нежную кожу щеки, и скорбно приоткрытый рот, и взмокшую прядку на бледном лбу...

«Ну-ка, не раскисай!» - тут же сурово оборвал я себя. Сердито глотнув, загнал внутрь близкие уже слёзы.

Нынче ночью быть старшим и сильным предстояло мне...

Я снял со спинки стула оставленный там кем-то плащ Лаэга. Прочная ткань вполне годилась в качестве носилок. Покосившись на принцессу, откинул одеяло. Одежду Лаэга, разорванную и окровавленную, унесли, и мой названый брат лежал в длинной, до пят, белой рубахе из тонкого льна, скрывающей свежую повязку на плече. Только бы не потревожить рану...

К моему удивлению, принцесса первая сообразила, что делать.

- Меня учили ухаживать за больными, - торопливо прошептала она. - Я знаю...

Мы осторожно просунули свёрнутый плащ под спину Лаэга, расправили и, подняв втроём за углы, вынесли из комнаты. Главное - не нарваться на кого-нибудь по пути... До угла, направо, до лестницы в конце коридора... теперь вниз... Принцесса вдруг запнулась на крутых ступеньках, голову Лаэга мотнуло в сторону, и сердце у меня замерло. Нет. Удержалась. Два пролёта, коридор и... сзади на лестнице мы услышали грохотание чьих-то сапог. Мы метнулись в какую-то нишу, затаились там, но к счастью, шаги протопали вверх по лестнице и постепенно затихли.

Вот и конюшня, освещённая слабым светом масляного светильника. Два конюха вповалку на куче сена у входа: сонное зелье леди Олвен подействовало на славу. Стойла в два ряда. Только бы Утренний Луч не заржал, почуяв хозяина...

Мы опустили Лаэга на каменный, густо усеянный сенной трухой пол. Дэви отодвинул щелястую загородку, закрывающую вход в денник. Умный конь потянулся к рукам, жарким дыханием окатил щёку...

- Тише, Лучик. Спокойно... Только тихо... - держась за гриву, я осторожно вывел коня из денника. Принцесса подошла к стене, поднявшись на цыпочки, нажала какой-то выступ; мы услышали слабый щелчок.

- Помогите отодвинуть, - сдавленным шёпотом попросила она, всем телом налегая на стену. Мы с Дэви навалились рядом, и вдруг плита под руками подалась, поворачиваясь вокруг оси. Скрежет раздался такой, что я подумал, сейчас на него сбежится половина замка, но ни один из спящих даже не шевельнулся.

Утреннему Лучу пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь, но эльфийский конь безропотно последовал за принцессой. За маленькой освещённой луной площадкой перед дверью круто вниз спускался каменистый склон ущелья, дно которого тонуло в сплошном мраке. От площадки вдоль склона вела, постепенно понижаясь, пологая тропинка.

 Теперь предстояло самое сложное. Наверное, нам троим было бы нетрудно взвалить лёгкое тело моего друга на спину Утреннему Лучу, но я боялся причинить ему лишнюю боль, а кругом, как назло, ни карниза, ни приступки... Если заставить коня, как тогда, опуститься на колени... послушает ли он меня? Я погладил коня по узкой длинной морде и легонько потянул вниз за гриву, пытаясь объяснить, чего я хочу.

К моему удивлению, эльфийский конь понял меня сразу. Я уселся верхом, закутанного в одеяло и плащ Лаэга мы посадили впереди, так что голова его покоилась у меня на плече, как у ребёнка, которого мать держит на руках. Босые ноги его безжизненно белели из-под длинной рубахи. Я прикрыл их краем плаща. Мы не решились оскорбить эльфийского коня седлом и уздечкой, да и некогда было возиться с подпругами, и, когда Утренний Луч поднялся в полный рост и безвольно клонящееся тело побратима качнулось у меня в объятиях, я невольно запаниковал: не удержу, соскользнёт, хоть верёвкой бы прихватить!.. Нет времени. Ничего, совладаю. Оставалась последняя нелёгкая задача - сказать принцессе, что я должен ехать один. Что сделает она? Станет спорить, возмущаться, расплачется? Или, может быть, кликнет охрану? Но принцесса опередила меня.

- Я остаюсь, - торопливо сказала она. - Тропа ровная, по ней можно смело спускаться. Там никто не увидит. Потом по дну, вдоль ручья до большого высохшего дуба. Справа от дуба будет проход между скалами и подъём, дальше тропа выходит на большую дорогу, она ведёт к перевалу у Двух Братьев. Там уже легко... - и, бросив на меня чуть виноватый взгляд, объяснила:

- Ты не думай, что я струсила. Просто... ни одному из наших коней не угнаться за Лучом. Я не хочу задерживать, надо успеть, пока Лаэг... И потом... слишком много людей могут опять пострадать. Мы с Дэви посторожим этот выход... пока они не проснутся. Я объясню леди Олвен. И Мадоку... что Дэви ни в чём не виноват... Только ты приезжай потом... рассказать, как он...

Ответить я смог не сразу, ощутив внезапно ком в горле. Несмотря на то, что к принцессе я до сих пор относился с долей опаски и недоверия, я был смущён и тронут едва ли не до слёз. Жертву её я оценил в полной мере. Ибо очевидно было, что принцесса, к добру или худу, влюбилась в Лаэга сразу. И, как говорили у нас в деревне, «по уши». Я сглотнул и кивнул, молча и поспешно. И вдруг вспомнил, зачем вышел ночью из комнаты, прежде чем услышать разговор врача с помощником.

- Гвен куда-то исчез. Ты присмотри за ним, если найдёшь. Скажи, что я приеду за ним, как только... как только станет что-то ясно...

Принцесса кивнула, отворачивая лицо, и я вдруг заметил, что она плачет. Уже не сдерживаясь, она громко всхлипнула и порывистым движением приникла на мгновение лицом к гриве Утреннего Луча.

- Возвращайся, Колин! Пожалуйста!.. Я буду ждать... любых вестей... Вот... - она торопливо вытащила что-то из кармана и сунула мне в руку. На ладони лежал зеленоватый камень с дыркой, который она нашла на берегу. - Это как талисман... от меня. Отдай ему, когда... - она перевела дыхание и замолкла на мгновение, подбирая слова, когда вдруг сверху, с башни, отчаянно хлестнул тонкий мальчишечий крик:

- Тревога! Корабль!!!

Мы разом вздрогнули и повернули головы к морю. Отсюда, из ущелья, был виден только узкий лоскуток залива и лунная дорожка, ярко серебрящаяся на спокойной глади, но наверху, в башне, тут же раздались встревоженные голоса, по лестнице затопали, в бойницах замелькал свет. Принцесса выпрямилась и резким движением вытерла слёзы.

- Вот, - сказала она, словно пыталась убедить не меня, а саму себя. - Теперь я действительно должна остаться здесь, в замке. Что скажут люди, если дочь их короля бросит своих подданных в опасности?

Глаза её воинственно заблестели. Я приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но она остановила меня решительным жестом.

- Колин, не медли. Главное сейчас - это жизнь Лаэга. Мы продержимся... Пошёл! - крикнула она вдруг и ударила рукой по крупу эльфийского коня. Отвернулась и торопливо пошла к двери, высоко подняв голову, чтобы не дать выкатиться слезам. Дэви испуганно стрельнул глазами в сторону моря, шмыгнул носом и неловко поднял руку, прощаясь. Я кивнул ему, и Утренний Луч осторожной рысцой начал спускаться по освещённой луной тропинке...

 

Глава 12. ПОЛЁТ В ПУСТОТЕ.

 

...Тропа, пролегающая по дну ущелья, оказалась сухим руслом речки, оживающей, наверное, только весной, когда по всем ущельям и оврагам несутся бурные потоки талых вод, да ещё, может быть, после сильных дождей. Теперь по широкому каменному ложу, извиваясь под конскими копытами, струился тоненький ручеёк. Я так никогда и не узнал, расчищали эту дорогу нарочно, или весенние воды здесь бушевали так, что смели к устью все камни, когда-либо падавшие со склонов, но русло оказалось чистым, прерываемым только редкими порожками и выбоинами, которые Утренний Луч, как и все эльфийские кони, хорошо видевший в темноте, преодолевал с лёгкостью.

 Взошедшая полная луна отбрасывала длинные тени на стену ущелья, и наши неузнаваемые силуэты, слитые в единую причудливую фигуру, скользили рядом, корчась, приплясывая и ломаясь на деревьях и валунах, то вырастая до верхушек скал, то сжимаясь под копытами Утреннего Луча. В лунном свете лицо Лаэга было совсем неподвижным и почти незнакомым, но не пугающе, а так, словно всё то, что проявляла в нём кипучая жизнь, отступило в тень, открывая неведомое доселе. Спокойным оно было и красивым, и бледный чистый лоб в просвете распавшихся тёмных прядей светился, казалось, своим собственным млечно-перламутровым светом, и лунные тени, скользя по вискам, не нарушали его покоя. Я испуганно зашарил под плащом, отыскивая его руку, схватил, пытаясь нащупать в запястье бьющуюся жилку. Тонкая-тонкая, волосяная ниточка трепетала слабо, еле-еле связывая Лаэга с жизнью. Вот сейчас оборвётся - и у меня не будет больше брата...

«Лаэг, ты должен выдержать! Должен пережить этот путь, несмотря ни на что... Ведь если не будет тебя, что я скажу Брану и королю эльфов?.. И как я сам смогу жить, зная, что не уберёг своего единственного друга... Лаэг, брат мой, друг мой, как сумею я жить без тебя?!..»

«Держи меня, братишка! Держи крепче, не выпускай!..»

Мне показалось, что эти слова отдались у меня в сердце беззвучной мольбой. Будто сам Лаэг откликался откуда-то издали... Я крепче стиснул в объятиях тело моего друга, словно пытаясь защитить его от чего-то непонятного и жуткого, что почти осязаемой тенью, бесформенным сгустком тьмы скользило следом за нами. Мне даже показалось, что я ощущаю холодное дыхание между лопатками, и, содрогнувшись, я с отчаянным вскриком ударил пятками Утреннего Луча. Эльфийский конь всхрапнул и понёсся вскачь, пластаясь над землёй и птицей перелетая камни и ямы, выбитые в русле...

Погоня началась.

...Тропинка у сухого дуба отыскалась быстро. И когда Утренний Луч вынес нас с Лаэгом на обширную вересковую равнину и пошёл, набирая скорость, плавным стремительным галопом, я почти поверил, что всё закончится хорошо. Но теперь, когда пространство, стиснутое узкими стенами ущелья, вдруг распахнулось вокруг нас бескрайним простором, залитым холодным светом луны, я вдруг почувствовал то, чего никогда не испытывал раньше, ночуя под луной в горах. Теперь мрачные стены ущелья, скрывающие тени, где каждый контур камня или дерева, причудливый и жуткий, мог неожиданно обернуться чудовищем, казались почти домашними, уютными, оберегающими. Живущие во тьме призраки были вещественны, как детский кошмар, а значит - почти понятны, - ледяной простор, озарённый мертвенным лунным сиянием, не имел с этими ночными страхами ничего общего, как бледный лик луны не имеет ничего общего с живым человеческим лицом. И мы мчались - искоркой жизни в этом сплошном безжизненном пространстве, трепетным огоньком свечи на ветру, и эльфийский конь нёс нас через пустоту как на крыльях, а холодная невидимая тень всё так же скользила за моим плечом, нависала - и не могла настигнуть...

Я ощущал коленями тёплые бока Утреннего Луча, слышал его дыхание, и мерный стук копыт отдавался во мне живым биением сердца, теплящимся огоньком жизни, что едва ощутимо трепетала в почти безжизненном, но всё-таки живом теле моего друга, которое я держал в своих объятиях. Билась, дрожала, ускользая под пальцами, хрупкая слабеющая жилка, тонкий натянутый волосок, на котором была подвешена жизнь Лаэга, дрожала - и не рвалась. Не умирай, Лаэг. Брат мой, не умирай. Потерпи немного. Ещё чуть-чуть...

«Держи меня, братишка... Держи крепче...»

И я держал. Не знаю, как это у меня получалось, но я держал - изо всех сил, натяжением всех скрученных жил. Руки и плечи наливались свинцовой тяжестью, ветер высекал слёзы из глаз, и они струились по лицу мгновенно стынущими ручьями, капая на плащ и волосы Лаэга. И так же стремительно и неотвратимо уходило тепло и из моего тела, и, я, слабея от непонятного напряжения, силился перелить побратиму остатки этого тепла. Вершины Двух Братьев маячили впереди, как два великана, вставшие плечом к плечу, высились твёрдым оплотом надежды... Я загадал про себя: если Лаэг не умрёт до перевала, то выживет и дальше. Несмотря ни на что. Вот выживет, и всё тут. Иначе незачем будет жить и мне...

«Лаэг, не умирай. Держись, брат мой... Ещё чуть-чуть...»

 * * *

Вот и перевал у Двух Братьев. Правая вершина, скрывающая седловину с озером, осталась в стороне, слева вознеслись отвесные скалы, тяжкой тенью нависая над дорогой. Впереди, сначала на границе слышимости, а затем всё более отчётливо, я с замирающим сердцем различил стук конских копыт: навстречу, судя по всему, быстрым галопом двигался небольшой отряд всадников.

 Утренний Луч повёл ноздрями, словно почуяв знакомый запах, и вдруг звонко и радостно заржал, и в ответ ему из темноты донеслось другое конское ржание, а за ним - знакомый лай. Навстречу вылетел Гвен, завертелся почти у самых копыт Утреннего Луча; вслед за ним из-за поворота скалы выскочили несколько всадников. В переднем я с неимоверным облегчением узнал Брана, отца Лаэга. Осадив коня рядом с нами, Бран склонился над сыном.

- Колин, ты?.. Он жив? Что с ним? - Он положил пальцы на шею моего друга, нащупывая бьющуюся жилку. Лицо его было напряжённым. - Ну-ка, дай... - Бран осторожно перенял у меня обвисающее тело Лаэга. Кто-то из эльфов передал ему маленький матово-белый флакон, вырезанный, похоже, из цельного камня. Выдернув пробку, Бран влил в полуоткрытый рот сына несколько капель жидкости, сверкнувшей в лунном свете.

Словно судорога прошла по лицу Лаэга, он слабо застонал, и я испугался, внезапно решив, что успел слишком поздно. Но Бран выглядел почти спокойным, и вскоре мне почудилось, что пугающе заострённые черты приняли свои обычные очертания, а дыхание стало более ровным и отчётливым. Теперь Лаэг будто спал, лёжа на руках у своего отца. Только сейчас я почувствовал, как онемели у меня руки и плечи, и теперь по ним мучительно разбегались горячие мурашки. Бран облегчённо вздохнул.

- Кажется, успеем. Возьми Гвена, он устал, а нам придётся быстро скакать. Ты в силах?

Я кивнул. Хотя всё тело била мелкая дрожь и все мышцы разом ослабли, будто рыбий пузырь, из которого вдруг выпустили воздух... Один из эльфов (кажется, рыжий менестрель Ойсин), спрыгнув со своего коня, подхватил на руки Гвена и положил впереди меня на спину Утреннего Луча. Коленями я ощутил, как тяжело дышит пёс: живот его и грудь часто вздымались и опускались, словно мехи у Конала в кузнице. Непослушными руками я обнял верного друга, прижал к груди лохматую шею и почувствовал, как горячий влажный язык стал вылизывать мне щёку.

Мой Гвен. Ты оказался умнее своего бестолкового хозяина, ты первым понял, где стоит искать спасения, и бросился за помощью... Кони рванули с места, и я уже не помню, во сне или наяву мы въехали наконец в каменный проход перед воротами Зачарованных Скал, и чьи-то сильные руки сняли меня с коня и понесли куда-то по ярко освещённым факелами переходам подземного дворца...

 

Глава 14. ПРОБУЖДЕНИЕ.

 

Я проснулся оттого, что кто-то осторожно тряс меня за плечо. Я открыл глаза и увидел над собой улыбающееся лицо менестреля Ойсина.

- Доброе утро, Колин, - сказал он, подмигнув мне. - Вообще-то героям после битвы полагается отдыхать гораздо дольше, но уже полдень, и я подумал...

- Полдень?

Ещё не вполне проснувшись, я огляделся по сторонам. Яркий солнечный свет заливал маленькую комнату с большим окном, вырубленным в скале. Моя одежда, уже заботливо вычищенная, лежала на скамейке. Подошёл Гвен, положил голову на одеяло. Я почесал его за ухом, и вдруг вспомнил весь вчерашний день, все его ужасы и потрясения, все яркие детали и краски. Ласковое море, сливающееся на горизонте с небом, солоноватые моллюски, скрипящие на зубах, дымный костерок из морской травы... Железная хватка рыжебородого пирата, крик принцессы, слепящий солнечный луч, отражающийся на лезвии занесённого топора, и рукоять ножа, торчащая между окровавленными пальцами, прижатыми к плечу, и отчаянная скачка в ночи, и восковое лицо Лаэга с посиневшими искусанными губами...

- Лаэг! Как он?..

Я рывком сел, откинув одеяло, и замер, боясь услышать самое худшее, но Ойсин успокаивающим жестом придержал меня за плечи и широко улыбнулся.

- Неплохо. Я бы даже сказал, великолепно для того, кто этой ночью уже стоял на пороге иного мира. Ты вовремя успел. Работы он нам задал, конечно, но самое страшное уже позади. Пару дней полежать всё-таки придётся, крови он потерял изрядно, а так... - Ойсин засмеялся. - Тебя уже несколько раз спрашивал. Я потому и разбудил...

- Так пойдём к нему сейчас же!

Я спрыгнул с кровати и начал одеваться. Мельком ощупал шишку у себя на голове, образовавшуюся после того, как рыжебородый Гунтер швырнул меня на скалу. Шишки не было, хотя я не помнил ни купания в волшебном источнике, ни того, как добрался до постели. Ойсин наблюдал за мной с добродушной ухмылкой.

- Я обязательно сложу песню о ваших подвигах. Кстати, очень надеюсь услышать твою версию всей этой истории. От Лаэга мне удалось добиться не так уж и много, хотя, судя по его словам, все герои древности - просто жалкие младенцы по сравнению с тобой...

- Это Лаэг герой, - краснея, пробормотал я. - Он всех нас спас. Если бы не он, разбойники продали бы нас в рабство... увезли на корабле... - в нескольких словах я рассказал Ойсину обо всём, что приключилось с нами на морском берегу после того, как мы встретили принцессу. Менестрель слушал внимательно, не перебивая, изредка хитровато щурясь и кивая головой: видимо, знал он всё-таки гораздо больше, чем говорил.

- Нас привёл Гвен, - сказал он, когда я закончил свой рассказ. - Он примчался уже затемно, весь взмыленный, в крови, и мы сразу поняли, что с вами что-то случилось, только не знали, что именно. Кстати, - менестрель лукаво улыбнулся. - Кто эта юная дева, о которой вы оба говорите? Неужто дочурка Эдвина? Та самая, из-за которой произошла эта история с Гвеном?! А между прочим, твой друг так даже во сне произносил её имя, а когда я спросил его, так смутился, что чуть под подушку не полез. Если бы это было возможно при том количестве крови, которое он потерял вчера, я бы даже сказал, что он покраснел... Дело, согласись, нешуточное!..

Я промолчал. Ойсин слегка смутился.

- Я понимаю, я старый сплетник. Но я ещё и поэт. И, как всякий поэт, иногда немного прорицатель. Я сам как-то предсказал Лаэгу, что он повторит судьбу своего отца... но повторит её иначе... может быть, более счастливо, а в чём-то, может, и более трагично. А тут... Смертная королевской крови... как и Этне.

- Этне?..

- Мать Лаэга. Бран встретил её пятнадцать лет назад в Ирландии, во время одного из своих морских путешествий. Она была дочерью одного местного барона... из старинного королевского рода. Бран пошёл просить её руки у отца, представившись странствующим шотландским рыцарем, но она была с детства обручена с соседом, и Бран получил отказ. Тогда она сбежала... приплыла тёмной ночью на лодке в потаённую бухту, где стоял наш корабль, и сказала Брану, чтобы поднимали паруса. Она была прекрасна даже по эльфийским меркам... а может, в ней текла и наша кровь... такое встречается в древних людских родах, особенно королевских... - Ойсин взволнованно прошёлся по комнате. - Но она была тогда уже тяжело больна... у неё горлом шла кровь, люди называют это чахоткой. Мы пытались её исцелить, и исцелили бы, но... понимаешь, что-то подтачивало её изнутри. Словно дерево, поражённое древоточцем. И не помогла тут ни любовь Брана, ни рождение сына…

- Но почему? Если они так любили друг друга…

Ойсин наморщил лоб.

- Сложно объяснить. Видишь ли, я думаю, было что-то, что она оставила в прежней жизни. Что-то очень дорогое, от чего ей пришлось отказаться ради жизни с Браном. Больше даже, чем любовь к нему… но это не любовь к другому, она не могла бы любить двух мужчин одновременно… Нечто такое, что поддерживало и питало человеческую её сущность. Слишком разная судьба у наших племён, не может смертный сделаться эльфом, а эльф - человеком по собственной воле...

- А Лаэг? - вырвалось у меня. В памяти тотчас же воскрес ночной разговор у костра на горе Двух Братьев. Ойсин тяжко вздохнул.

- Лаэг - полуэльф, когда-нибудь ему предстоит сделать выбор. Если бы Лаэг связал свою судьбу со смертной, ему было бы легче избрать людскую участь... отрекшись от своего бессмертия. Для нас это была бы большая потеря, - менестрель помолчал, напряжённо глядя куда-то в пространство, и я снова ощутил острую, как боль в сердце, тревогу за Лаэга. - Но об этом пока рано говорить. Так вот, Этне... Они были счастливы с Браном... насколько это возможно. Внешне мало кто бы мог сказать, что здесь что-нибудь не так, она всегда была весёлой и беззаботной, как лесная птичка. И только в песнях это отражалось. Пела она как соловей, несмотря на болезнь, и даже, кажется, сама слагала песни. Лаэг унаследовал от неё этот дар...

- Лаэг?.. - Я давно уже привык к манере побратима тихонько насвистывать или напевать что-то вполголоса, но об умении сочинять песни слышал впервые. Ойсин добродушно покачал головой.

- Я знаю твоего друга дольше, чем ты. И знаешь, несмотря на все вчерашние подвиги, певец из него получился бы гораздо лучше, чем воин. В пажах он слагал неплохие песни королеве... и, я бы сказал, это намного серьёзнее обычных придворных мадригалов. У нас все, ты знаешь, могут держать в руках арфу, флейту или там лютню, да и чему не научишься за сотни лет... Но твой друг и в двенадцать уже мог заткнуть за пояс иных королевских бардов. Вот и сейчас, как пришёл в себя, так сразу схватился за лютню, я сделал ему её в прошлом году. Погоди, вот ещё голос переломается...

- Мы же собирались идти к нему, - напомнил я, прервав излияния Ойсина. Менестрель хлопнул себя по лбу:

- Ах, да! Ты готов? Пошли, - он шагнул, открывая дверь. Я последовал за ним, на ходу застёгивая пряжку на поясе.

- ...Так что эта девочка, дочка Эдвина? - снова поинтересовался Ойсин, широко шагая по коридору, так что я еле поспевал за ним. Я пожал плечами. Говорить о принцессе мне не хотелось, особенно теперь, когда Ойсин напомнил мне о выборе, который предстояло сделать моему другу. Несмотря на невольное уважение, которое внушила мне храбрость принцессы в схватке с пиратами и потом, по пути к замку. Несмотря даже на то, что без принцессы мы вряд ли могли выбраться из замка леди Олвен... Менестрель остановился, взял меня за плечо и внимательно взглянул мне в глаза.

- Брось, - сказал он серьёзно. - Мужской дружбе любовь не помеха.

- Да? - Я вспомнил сказку, рассказанную принцессой на берегу, о герое, вышедшем на бой с названым братом из-за королевской дочери. Лаэг слишком благороден, чтобы даже помыслить о подобном предательстве, и всё же... я помнил, с каким облегчением узнала принцесса, что мы - не кровная родня. Лаэг с принцессой были ровней. Я же... Ойсин, видимо, понял мои мысли.

- Да, - сказал он негромко. - Не всегда бывает так, но я знаю Лаэга. Ты ведь тоже его, кажется, хорошо знаешь, правда?

Я молчал, чувствуя, как прилила кровь к щекам, и стараясь не опускать глаз под пристальным взглядом Ойсина.

- Я знаю, о чём ты думаешь, - осторожно произнёс менестрель. - Ты боишься, что она отнимет у тебя друга, так же, как пыталась отнять Гвена. Ты ревнуешь его, как девица или маленький ребёнок, словно вашей дружбе может помешать кто-то третий, и жалеешь себя, думая, что он покинет тебя ради неё...

- Нет... нет... - я задохнулся, потому что ответить было нечего. Потому что Ойсин попал в самую точку. Но в этом была не вся правда. Потому что думал я не только о себе. Ведь если Лаэг из-за принцессы не уйдёт с эльфами за Море, он состарится и умрёт, как умирают все люди, тогда как мог бы жить вечно, оставаясь вечно юным и полным сил... Пусть даже меня самого уже не будет на свете, и о былом побратимстве Лаэгу будет напоминать лишь тонкая полоска шрама на левой руке, а может, и она изгладится с годами... Пусть. Только бы жил. Я попытался объяснить это Ойсину, и менестрель со вздохом опустил ладонь на мою голову.

- Дитя, - сказал он проникновенно. - Откуда ты или я можем знать, что именно будет лучше для твоего друга?

- Ты не думай, что мне это безразлично, - добавил Ойсин после паузы. - Я потому и расспрашиваю. Лаэг нам всем здесь как сын. Но вмешиваться в его судьбу никто из нас не вправе. Ты ведь тоже готов отпустить своего друга в Лунную гавань, даже если придётся расстаться с ним навсегда...

- А Бран?.. - вырвалось у меня. Менестрель грустно покачал головой.

- Брану труднее всех. Не забывай, он ведь уже потерял жену...

Он помолчал немного, задумчиво глядя поверх моей головы, и, внезапно широко улыбнувшись, хлопнул меня по спине:

- Впрочем, вы все ещё слишком юны, и всё может сложиться совсем по-другому. И даже вопреки предсказаниям... Пойдём, он, наверное, уже заждался...

 

Глава 15. ПЕСНЯ СТРУН.

 

...Ещё в начале длинного коридора, куда мы свернули с лестницы, до нас донеслись негромкие звуки лютни, и мы невольно замедлили шаги и прислушались. Струны звучали вполголоса и не слишком уверенно, но чисто, словно музыкант бережно пробовал на ощупь каждую ноту, заново приучая к ним ещё неокрепшие пальцы, как учится ходить человек, долгое время пролежавший на одре болезни. Соседский парень как-то пришиб спину, поскользнувшись на горной тропинке, год лежал с отнявшимися ногами, все думали - не будет ходить. Странствующий монах своими молитвами поднял парня на ноги, за руку вывел на свет из хижины, заставил обойти кругом двора, и я никогда не забуду испуганно-ошалелое выражение его лица, когда, судорожно цепляясь за своего спасителя, он ступал на нетвёрдых ногах как по тонкому льду, радуясь и страшась, что земля вдруг снова начнёт уходить из-под ног... Не знаю, как сказать, но в сдержанно звенящем пении струн мне послышалось живое взволнованное дыхание, жалоба человеческого голоса, в одинокой песне изливающего тоску и боль пережитой муки, и смертный подступающий ужас, и леденящую пустоту полёта над бездной лунной равнины, и сиротливо щемящие подголоски - как плачущее дитя. Звучала там радость возвращённой жизни, прорываясь безудержным ликованием, напоминающим о птице, расправляющей крылья. И высокая ярость битвы - как звон мечей. Суровое тепло рукопожатия, прочность уз, над которыми не властно ни время, ни сама смерть... И слышалась мне в музыке иная, незнакомая доселе, застенчивая, затаённая нежность - словно сердце, пушистым птенцом трепещущее в ладонях...

И ещё я откуда-то знал, что нежная и задумчивая мелодия нарождалась под пальцами прямо сейчас, словно изливаясь из переполненной души, как наполняет ключ веками выточенную чашу.

Песня кончилась. Ойсин, с сияющими глазами, в немом восторге воздел кверху палец. Струны замерли на мгновение и зазвенели вновь - что-то лёгкое, негромкое... Менестрель взялся за ручку двери и подтолкнул меня, пропуская вперёд.

Лаэг полулежал в постели, укрытый по пояс одеялом, и перебирал струны лютни. Увидев нас, он радостно улыбнулся и поставил инструмент у изголовья кровати.

Он был по-прежнему бледен, но глаза его сияли и исчезла та восковая неподвижность, что так пугала меня прошлой ночью, а ногти на левой руке, пальцы которой только что бегали по грифу, снова порозовели.

- Здравствуй, Лаэг, - почему-то шёпотом произнёс я.

- Здравствуй, братишка! - отозвался он, глядя на меня смеющимися глазами. Я присел на краешек постели. Осторожно взял его руку и почувствовал, как пальцы моего друга сжали мне кисть. Пожатие было ещё слабым, но рука - тёплой, и я обрадовался. Вспомнил, как сжимал эту руку, пытаясь нащупать в запястье тонко бьющуюся жилку, как трепетала под пальцами едва различимая ниточка ускользающей жизни... При этом воспоминании меня снова обдало ледяным ужасом прошедшей ночи, но Лаэг улыбался, он был рядом, живой и бодрый, и даже плечо его теперь не стягивала повязка, и я тихо засмеялся - от радости и ещё оттого, что наступил день. И так мы долго смотрели друг на друга и то молчали, то смеялись, и Гвен, подойдя к Лаэгу, положил голову на его одеяло и глядел на нас серьёзными глазами. Пережитая ночь сблизила нас сильнее, чем кровь, смешанная когда-то на горе Двух Братьев, и мы оба это знали, но вместе с тем что-то новое появилось в лице моего друга, что и отдаляло его, и притягивало, словно он повзрослел за эту ночь и знал что-то такое, чего я, смутно ощущая, понять не мог.

- Ну... ты как?.. - неловко спросил я наконец, нарушив молчание. Он снова улыбнулся, но уже по-другому, без весёлой искорки в глазах.

- Хорошо, - медленно произнёс он странно изменившимся голосом, словно бы даже удивлённо. - Теперь совсем хорошо, только я лёгкий какой-то стал и звонкий, словно пустой. Но это пройдёт, это от потери крови... Вот вчера... - его передёрнуло, и пальцы сильнее сжали мою руку. - Я даже не знаю, как бы я выдержал всё это, если бы не вы... Ты и Нэн...

- Ты держался как настоящий герой. Тебе было очень больно?

- Очень... Нет. Не знаю... Я не об этом. Понимаешь, братишка, я ведь умирал, по-настоящему умирал. Меня будто затягивало вглубь, в какую-то дыру... знаешь, бывают такие воронки на воде. И так легко было ускользнуть туда, где нет ни страха, ни боли, ничего похожего на... Я не знаю, как объяснить... - он перевёл дыхание и остановился, подыскивая слова. - Очень легко - просто сделать шаг и всё... Не знаю. И я стремился туда всем своим существом, и только какая-то маленькая часть пыталась удержаться, но сил не хватало. Но вы держали меня, держали на самой границе и не давали уйти... - он снова замолчал, устремив взгляд в пространство перед собой. - Это было самым мучительным... наверное, но вот теперь я здесь, - Лаэг слабо улыбнулся. - Ты понимаешь меня, братишка?

- Понимаю, - я вспомнил холодную равнину, залитую мертвящим светом луны, и коня, несущего нас - искоркой жизни в пустом безжизненном пространстве. - Мне кажется, да, понимаю, хотя я сам всего этого и не испытывал... - я попытался вспомнить, как в раннем детстве едва не умер от оспы, унесшей моих родителей и маленькую сестрёнку, но от тех дней память не сохранила почти ничего, кроме смутных и бессвязных обрывков между горячкой и краткими просветлениями. - Кажется, я что-то чувствовал... ну, будто ты сам просил тебя держать... Только я не знаю, как... Но ведь она... - мне было до сих пор неловко назвать принцессу по имени. - Ты говоришь - мы... - тут я вспомнил про зеленоватый камень, подаренный принцессой, и достал его.

- Тебе...

Я бросил «Глаз Моря» на одеяло. Лаэг взял его, покрутил в пальцах, посмотрел на меня сквозь отверстие в камне, и на лице его появилась задумчивая, чуть смущённая улыбка.

- Расскажи, как ты увёз меня из замка, - попросил он. - Я ничего не помню с того момента, как у меня вытащили нож и стали зашивать рану.

Я начал рассказывать про то, как случайно подслушал разговор врача с помощником, как принцесса с помощью Дэви усыпила охрану в конюшне и вывела нас на тайную тропу в ущелье, и как на перевале у Двух Братьев нас обнаружил отряд эльфийских всадников во главе с Браном. Услышав о том, как Гвен, отстав от нас у ворот, помчался за помощью в Зачарованные скалы, Лаэг благодарно потрепал по холке пса, положившего морду на его одеяло (Гвен в ответ лизнул его в щёку), а потом взял мою руку и крепко пожал её.

- Спасибо тебе, братишка! - серьёзно сказал он.

Я опустил голову, ощутив ком в горле и пытаясь спрятать внезапно повлажневшие глаза. Но тут дверь открылась и на пороге появился Ойсин с подносом в руках.

- Я понимаю, что прерываю серьёзный разговор, - весело сказал он, шагнув в комнату и ставя поднос передо мной на столик. - Только завтракать всё равно нужно. Тебе, Колин, поскольку этот герой с утра уже уплёл всё, что дали, и добавки попросил... Тем более что вам ещё предстоит одна важная встреча... - таинственно подмигнул он.

Первая моя мысль была о принцессе, которая среди ночи (с неё станется!) вскочила на свою Фианн и отправилась следом за нами. Лаэг, похоже, подумал то же самое: в его глазах вспыхнуло удивление, а бледные щёки слегка зарозовели. Ойсин с улыбкой наблюдал за нами.

- У нас гости. Нет, не то, что ты подумал, - рассмеялся он и покачал головой, взглянув на моего друга. - Кажется, грядут большие дела... в общем, сами увидите... Подкрепляйся.

Он взъерошил волосы на моей голове и вышел, прикрыв за собой дверь. Я посмотрел на оставленный им поднос. Там оказались большая чашка молока и свежие пшеничные лепёшки с маслом и мёдом. Только сейчас я ощутил, как сильно мне хочется есть: по желудку пробежала голодная судорога и рот наполнился слюной. Я разломил румяную, ещё тёплую лепёшку и вопросительно посмотрел на Лаэга.

- А ты?

- Ты ешь, ешь, - усмехнулся он. - Мне-то здесь уж точно не дадут умереть с голоду...

 - ...Знаешь, на самом деле мне ни за что не удалось бы вытащить тебя из замка, если бы не принцесса... не Нэн, - признался я с набитым ртом, запивая лепёшку прохладным густым молоком. Мягкий хлеб просто таял во рту. Лаэг кивнул, и глаза его благодарно засветились.

- Да, да. Она молодец. А помнишь, брат, как она держалась, когда эти негодяи схватили вас там, внизу?.. Сразу видно потомка короля Эдвина Юного!

- Она меня выручила... когда те стали допрашивать про замок, - я обмакнул в молоко кусок лепёшки и протянул Гвену. Пёс взял, но без большой охоты.

- Его накормили, пока ты спал, - сказал Лаэг. - Только... - лицо его помрачнело. - Вы усыпили конюхов... из-за меня... Это плохо. Вывели из строя двух сильных мужчин... как раз когда в замке готовились к осаде...

- Я знаю... Наверное, мы не должны были так делать, но... Я сейчас думаю - может быть, леди Олвен поняла бы, если бы мы сразу пошли к ней... не стала бы задерживать?.. Но, понимаешь, мы не могли рисковать. Врач сказал, что ты не доживёшь до утра...

Мой друг опустил глаза, медленно разглаживая пальцами узор, вытканный на кромке одеяла.

- Понимаю, - сказал он после паузы.

- Я обещал, что приеду в замок рассказать о тебе... как только смогу, - неловко начал я, тоже помолчав. Лаэг посмотрел на меня и с готовностью кивнул.

- Конечно, поезжай! Я скажу, чтобы тебе дали коня и провожатых, ведь там теперь опасно... А хочешь - возьми Утреннего Луча, он отвезёт тебя. Жаль, что я не могу сейчас поехать с тобой. Мой отец уже отправился туда с отрядом лучников... - его глаза потемнели, и взгляд стал суровым и напряжённым. - Он хорошо знает эти места, но их слишком мало... Ты понимаешь, те, кто пошли с ним, это наша с отцом кровная родня… они пошли на свой страх и риск. Король не может вмешиваться в дела людей против их воли... если бы только король Эдвин сам попросил его об этом... а им можно, потому что пролили кровь их рода… Девять лучников с отцом, ещё несколько человек в замке, а разбойников не меньше сотни. Смогут ли они продержаться против них?

- А то! Да ваши вместе с Финбаром и Дэвиным папашей просто расстреляют их с обрыва, - как можно беззаботней отозвался я, хотя сердце царапнуло. - Горящими стрелами. Ты видел, какие там скалы вокруг? И стены...

- Да... ты знаешь, мне как-то не до того было, - усмехнулся Лаэг. - Но кое-что помню, я же видел этот замок в детстве, правда, издали. Только... не забудь, там же ещё деревня. А вдруг правда... помнишь, Финбар говорил... найдут кого-то, кто знает тропинки... станут пытать...

- Финбар и Хью поехали в деревню, поднимать рыбаков. Они там, конечно, не воины, но охотничьи луки у них должны быть. А может, копья или там остроги, которыми рыбу бьют... К тому же они хорошо знают скалы и берег, так что врасплох никого не захватят, - успокоил я его. - А ещё леди Олвен послала голубя с письмом королю. И лэрду Мак-Дауэллу, и ещё кому-то другому, по соседству. Если лэрд Дункан уже получил письмо, он со своими людьми может быть там ещё до вечера. А если он позовёт Мак-Гроганов... У старика Малкольма пятеро сыновей, один здоровее другого. Да из них каждый троих Гунтеров в бараний рог свернёт! - убеждённо говорил я, хотя и сам страшно боялся за судьбу Брана и его соратников.

Но, как и следовало ожидать, волновался Лаэг не только за отца.

- Так-то оно так, - промолвил он, выслушав. - Знаешь, братишка, у меня тоже такое чувство, что всё должно окончиться хорошо, но до чего же обидно... До чего обидно лежать здесь вот так, когда там, может быть, идёт сражение... а я не могу ничего сделать... хоть как-то помочь...

- Ты уже сделал всё, что мог. Ты же не виноват, что тебя ранили.

- Может, и не виноват, - Лаэг неуверенно кивнул. - Хотя столько ошибок, сколько я сделал вчера... Но теперь это неважно. Я понимаю, что это, наверное, глупо, и толку от меня было бы мало, но почему-то мне кажется, что я обязательно должен быть там, рядом с ней... Потому что...

- Потому что она тебе нравится, - беспощадно сказал я.

Лаэг быстро опустил глаза. Помолчал, перебирая пальцами шерсть на загривке Гвена. Поднял голову и посмотрел на меня в упор, внимательным и долгим взглядом.

- Да, - произнёс он негромко, с едва уловимой дерзкой ноткой. - Ну и что?

- Н-ничего... - пробормотал я, чувствуя, как загораются уши, и испытывая сильное желание провалиться сквозь землю. Ой, молчать бы мне, вечно со своим дурацким языком... Мой друг смотрел спокойно, но уже без вызова и, как мне показалось, почти сочувственно. - Только... я хотел сказать...

- Мне кажется, брат, ты до сих пор не можешь простить ей той истории, когда она пыталась отнять у тебя Гвена, - сказал он, примирительно улыбнувшись.

- Н-нет... - именно в этот момент я вдруг почувствовал, что думаю о принцессе без прежней, глубоко спрятанной неприязни. Словно разжалась скрытая где-то в глубине стальная пружина, и от этого легко и больно стало на душе. - То есть, да, так было, но теперь я уже простил... Правда простил... Только... только что будет дальше?..

Лаэг глубоко вздохнул и закинул одну руку за голову, устремив взгляд в потолок.

- Не знаю, - произнёс он, растерянно мотнув головой. - А разве это так важно?

Я не нашёлся, что ответить, но тут дверь снова распахнулась, и в комнату вошли Ойсин, король и королева эльфов и... король Эдвин, отец принцессы Анны. В кольчуге и опоясанный мечом, с боевым шлемом в руке.

- Это и есть те юные храбрецы, которым я обязан спасением моей дочери? - спросил король Эдвин, окинув нас с Лаэгом внимательным взглядом. - А мы, кажется, знакомы, - он удивлённо поднял брови, увидев меня с Гвеном.

- Это всё Лаэг, - пробормотал я, краснея. - И Гвен. Я-то больше под ногами путался...

- У... - тихо сказал мой побратим и украдкой ткнул меня кулаком в бок. Король Эдвин улыбнулся. Потом он сразу стал серьёзным. Шагнул вперёд и крепко пожал руки сначала Лаэгу, потом мне.

- Я в долгу перед вами, друзья. Если мне когда-нибудь удастся отплатить вам за то, что вы сделали для меня...

Я встал на одно колено и поклонился королю. Лаэг порывисто приподнялся, но тут же вдруг побледнел и откинулся на подушки. Я испугался, что снова открылась рана, но, как он потом объяснил, просто закружилась голова от слабости.

- Простите, государь, что не могу приветствовать вас стоя, как подобает оруженосцу в присутствии короля, - сказал он, низко наклонив голову, когда немного перевёл дух. Эдвин с удивлением смотрел на него.

- Воистину достойного оруженосца избрал твой господин, - воскликнул он, отступая на шаг и в свою очередь склоняя голову. - Лежи, отдыхай, набирайся сил, а мы с твоим господином отомстим за кровь, пролитую ради моей дочери, - он обернулся к королю эльфов, который, скрестив руки на груди, стоял в дверях и улыбнулся, встретившись с ним взглядом.

- Да, - сказал тот. - Мы вместе идём сражаться. Как в старые добрые времена, с потомком моего названого брата, брата по крови и оружию. Наверное, этому союзу между нашими народами действительно суждено стать последним, и, может, этот бой не будет так жесток, а противник - так силён, как прежде, но в этой битве мы будем рядом.

- Я направлялся на побережье, на юго-запад, - так объяснил король Эдвин своё появление здесь. - Чтобы обсудить с Мак-Дугалом план строительства новой гавани и города в Лебяжьей бухте. В пути мне встретился гонец, который сообщил, что стражники Южного форта отбили нападение разбойников с моря и захватили в плен одного из них. Поэтому я решил сделать небольшой крюк, чтобы убедиться, что моя дочь в безопасности. Я гнал коня всю ночь, а утром остановился передохнуть у Дункана, то есть у лэрда Мак-Дауэлла. Когда мы уже собирались тронуться в дальнейший путь, прилетел голубь с письмом от графини Олвен... Дальше пришлось действовать быстро. Дункан с отрядом своих людей уже выступил в поход. А я отправился сюда, чтобы просить помощи у своего недавно обретённого родича и друга, как это сделал мой предок, король Эдвин Юный. И горе злодеям, если они успели сжечь или разграбить хоть один дом на побережье...

- Возьмите, о возьмите меня с собой! - закричал я вдруг в страшном волнении, падая на колени перед королями. Все с удивлением смотрели на меня, но мне теперь было всё равно. - Я умею стрелять из лука, и я не боюсь... если вдруг ранят... или убьют, и... я тоже хочу отомстить им за своего брата!..

Мстить! Это внезапно вспыхнувшее желание было таким сильным, что я уже не думал о том, что никогда не был в настоящем бою, что и вчера в стычке с разбойниками - что греха таить! - был скорее обузой, маленьким ребёнком, которого старший брат оберегал от врагов... Мстить! За кровь Лаэга, за свой страх, за слёзы принцессы! За горящие на побережье дома! За всех добрых и честных людей, которых они могли убить, ограбить или обратить в рабов!..

- Нет, - сказал король эльфов, делая шаг ко мне. - Нет, Колин. Ты ещё слишком молод для того, чтобы идти в бой. Нет, - остановил он меня, видя, что я порываюсь что-то сказать. - Я не сомневаюсь в твоей храбрости. Но битва таит в себе и другую опасность для неокрепшей души. Ты слишком юн, чтобы убивать, а может, и вовсе не создан для этого... Бывают случаи, когда другого выхода нет, иначе пришлось бы весь мир отдать на откуп злу... Но слишком легко опьяниться кровью, слишком простым решением может показаться иногда война. Научись прежде дарить жизнь, спасать её, дарить радость тем, кого любишь... только тогда ты сможешь понять цену ненависти...

Я хотел было возразить ему, но тут взгляд мой случайно упал на Лаэга, и я замер в изумлении. У него дрожали побелевшие губы, а глаза, потемневшие и широко раскрытые, были до краёв налиты отчаянием. Слёз не было, но чувствовалось, что он заплакал бы, если бы мог. И это был мой взрослый, мужественный старший брат, который накануне с кинжалом в руке спрыгнул со скалы, чтобы защитить нас от разбойников! Который сражался с Гунтером, заслонил собой принцессу от летящего в неё ножа... Да что это с ним?

- Что с тобой? - спросил я, невольно делая движение к нему. - Тебе опять плохо?

- Всё хорошо, - Лаэг уже немного совладал с собой, и голос звучал чётко, но отрывисто, словно боясь в любой момент сорваться то ли в рыдание, то ли в истерический смех. Глаза его сузились, а взгляд стал жёстким, стальным, и затвердевшие губы подрагивали, еле заметно кривясь. - Всё правильно, так и должно быть... Я уже взрослый... я прошёл посвящение... - он вскинул голову и усмехнулся так, что у меня мороз пробежал по коже. - Так что мне, можно сказать, повезло... не каждому выпадает случай завершить его таким образом...

- Та-ак, - с непонятным выражением протянул король эльфов, внимательно посмотрев на моего друга. - Ну-ка, объясни мне, мальчик...

- Тот разбойник, который ранил меня, - голос Лаэга был ровным и безжизненным. - Я его убил. Почему-то я только сейчас вспомнил... Я тоже бросил нож... вот сюда, - показал он рукой. - Я видел, как он упал.

- Ты... ты что! - почти закричал я, когда наконец понял, в чём дело. Чистая, пламенная, праведная ярость всё ещё горела во мне, застилая все остальные чувства. - Ты с ума сошёл! Как ты можешь мучить себя из-за этого... из-за этого гада! Он хотел тебя убить. Ты был бы уже мёртв, если бы остался в замке, и ты прекрасно это знаешь! Они всех нас... Таких и надо убивать... всегда!..

- Надо... - Лаэг кивнул и виновато улыбнулся. Он всё ещё пытался крепиться, но мужество его было уже сломлено, и в беззащитном взгляде было столько муки, что я в отчаянии обернулся к королю эльфов, ища поддержки у него. Король смотрел на своего оруженосца, словно переживая какую-то внутреннюю борьбу.

- Лаэг, сын Брана, - мягко обратился он к моему названому брату. - Посмотри мне в глаза!

Шагнув к постели, король взял моего друга за подбородок и повернул лицом к себе. Лаэг закусил губу, но поднял на своего господина глаза, полные страдания и мольбы. Король Эдвин удивлённо застыл, переводя растерянный взгляд с одного присутствующего на другого и явно не понимая, что происходит. Тишина настала такая, что, мне казалось, было слышно, как звенит, трепеща от неимоверного натяжения, тонкая невидимая нить, что пролегла меж этими двумя. Лаэг доверчиво смотрел в глаза короля, и что-то повернулось во мне, словно я другими глазами увидел происходящее вчера на берегу. Я вспомнил, с какой ловкостью мой друг уходил от ударов Гунтера, уворачивался, оказываясь то за спиной, то сбоку от врага, и его меч, высекая длинные искры из лезвия тяжёлого боевого топора, оставлял на теле разбойника лишь неглубокие царапины, лёгкие порезы, способные только раздразнить или, может быть, заставить выпустить меня, бессильной обузой повисшего у него на руке... Сколько раз мог Лаэг покончить с Гунтером одним ударом... и выиграть время... и не было бы ужасающе томительных мгновений, занесённого над головой топора... а может быть, и разбойник наверху не успел бы выследить нас и схватить принцессу... и тот, который бросил нож... А если бы я тогда не промахнулся, и мой нож ударил не в кованную из стали бляху на широком воинском поясе, а в мягкую живую плоть, сплетение внутренностей и жил, мгновенно брызнувшее кровью?.. Пусть даже это враг... убийца, давно обагрённый кровью невинных жертв... Лаэг прошёл посвящение... он готовится стать рыцарем... но Ойсин считает, что его настоящее призвание - это путь певца... Сам Ойсин стоял рядом, одетый в торжественное боевое одеяние барда: по древнему обычаю он пойдёт в битву безоружным, с одной походной арфой в руке...

 Король и его оруженосец не отрываясь смотрели друг другу в глаза, и все вокруг застыли в мучительном ожидании, словно от того, что происходило сейчас перед ними, зависело что-то очень важное. Наконец что-то ослабло, потеплело в напряжённом взгляде короля, он провёл ладонью по волосам Лаэга, облегчённо вздохнул и наконец улыбнулся.

- Нет, - сказал он мягко. - Всё в порядке, мальчик. Ты пролил его кровь, но не убил. Ты в бою доказал своё право называться мужчиной и воином, но смерти на тебе нет. Своё возмездие твой враг получит позже... быть может, уже сегодня.

- Я позабочусь, чтобы этот тать дожил до виселицы, которую он и его товарищи заслужили своими делами, - добавил король Эдвин. - А сейчас пойдём, родич, у нас мало времени. Воины ждут.

Лаэг судорожно перевёл дух и в изнеможении откинулся на подушки, и я с удивлением заметил слёзы в его глазах. Виновато улыбаясь, проговорил:

- Какой же я всё-таки трус...

Я возмущённо фыркнул. Тихонько дотронулся до локтя стоящего рядом менестреля.

- Слушай, Ойсин, ты ведь тоже целитель... Я что-то не понимаю. Его вроде не в голову ранило...

- Поскольку мы, лекари, считаем, что все члены тела связаны между собой, - важно отвечал Ойсин, закусив улыбку, - то вполне резонно, что недостаток питания, доставляемого кровью в мозг, может пагубно сказаться на умственных способностях... - Он бросил лукавый взгляд на моего друга и подмигнул мне. - А можно даже на всю жизнь остаться дурачком...

- Издевайтесь, издевайтесь, - Лаэг вытер слёзы тыльной стороной ладони и слабо улыбнулся. В словах его звучала горечь, но выражение просветлевших, словно промытых глаз говорило об ином. - Только этого последнего испытания я не выдержал. Я сын благородных родителей, моё будущее - удел рыцаря. И какой же я после этого...

- А ты уверен, - сказал король эльфов, задержавшись в дверях и внимательно посмотрев на него, - что это и есть самая большая доблесть - убить врага?

- Не знаю, - Лаэг растерянно покачал головой. - Наверное, нет. Только... только что я буду делать, если вдруг... если когда-нибудь снова...

- А что ты чувствовал, - спросил король, - когда бросал нож в того человека?

- Я... ну... Не помню. Некогда было... Знал только, что нужно его остановить. Он мог попасть в госпожу... Больше я ни о чём не думал...

- Значит, ты выдержишь и это, - серьёзно сказал король. - Если вдруг когда-нибудь снова... Но никогда не озлобишься, не станешь тупым убийцей... Ты делал то, что было нужно в трудный миг, спасал друзей - можно ли назвать это трусостью? Я рад, что взял тебя в свои оруженосцы...

Лаэг приоткрыл рот, чтобы сказать что-то, и снова закрыл его, хлопая ресницами. И вдруг тряхнул головой и засиял прежней бесшабашной улыбкой.

- Я тоже очень рад, господин! Жаль только, что не могу сопровождать вас, как подобает. Невелика честь для оруженосца валяться в постели, когда господин выступает в поход...

 - Ничего, - едва заметно улыбаясь, произнёс король и обернулся к нетерпеливо ожидавшему его Эдвину. - Мы как-нибудь справимся...

 

КОНЕЦ